Фрагменты сожалений

По окончании полового акта, в процессе каждого из которых и Лера, и Максим старательно доводили друг друга до оргазма, девушка, как правило, почти сразу засыпала, положив голову на плечо своему суперпринцу (так она его называла). В такие минуты ей не хотелось ни о чем думать. Зато прошлой ночью, перед тем, как провалиться в сон в родной постели своей комнаты, ее голова была забита мыслями, аналогичными думам Максима: об их совместном будущем. Также она думала и о том, что благодаря ему уже многие месяцы не прикасается к алкоголю; тогда же осознала, что ей в принципе не следовало начинать злоупотреблять спиртным в столь юные годы, а мнимая возможность стать взрослой не принесла ровным счетом никакой пользы, не считая краткосрочной эйфории и полной – телесной и психической – расслабленности. В любом случае теперь ей достаточно позвонить Максиму, написать или встретиться с ним – его присутствие, пусть даже незримое, всегда ее успокаивало и заменяло собой дурманящее действие этанола.

В июле либо августе каждого лета она ездила в Москву, но не столько потому, что скучала по матери, сколько для того, чтобы хоть на несколько недель развеяться от серо-унылого однообразия Терниевских будней, видов обшарпанных жилых пятиэтажек и покосившихся бревенчатых домов, в конце концов, отсутствия вариативности времяпровождения во время вылазок из дома. Однако все прошлое лето она провела в Терниевске, не желая оставлять Максима одного ни на один день, чувствуя к нему привязанность такой интенсивности, какой ранее никогда не замечала за собой. В этот же раз она договорилась с матерью, что приедет в Москву вместе со своим парнем. И уже в начале восьмого календарного месяца они, держась за руки, прогуливались по улицам мегаполиса.

Мать Валерии, при первом упоминании об этом ее дочерью, едва сдержалась, чтобы не разразиться гневной тирадой. Однако вновь вступать с ней в эмоциональную словесную перепалку ей претило, тем более что девчонка, по всей видимости, окончательно для себя решила: она останется с этим юношей до своего последнего вздоха. Поэтому ей не оставалось ничего, кроме как с наигранной доброжелательностью выразить готовность принять в семью гостя, подумав при этом: «Все равно вскоре он тебе надоест; отдавать свою молодость, свои лучшие годы бедняку равносильно самовольному отказу от счастливой жизни, от свободы». Но уже во время первого совместного ужина женщина прониклась к подростку симпатией.

Максим, обладая, по мнению своей будущей – при благоприятном для него развитии событий – тещи, незаурядной внешностью и мышлением вполне зрелого молодого человека, однозначно подавал большие надежды как успешный и ответственный в неотдаленной перспективе предприниматель. Он с охотой поведал о своих планах касательно дальнейшего обучения и рабочей деятельности (не преминув, однако, слегка приукрасить рассказ, поскольку в действительности пребывал на линии неопределенности, что могло огорчить столь серьезных и в немалой степени важных для него слушателей), о предварительном сборе информации, которая поможет с первого же курса двигаться в верном направлении в процессе учебы, отсеивать ненужные знания и, возможно, уже с третьего или четвертого курса начать свое дело. Поделился же и правдой о своих родителях – не по своей инициативе, а по совету Леры, «если вдруг мать поднимет этот вопрос», – что, как он надеялся, только сыграет им с Валерией на руку, ведь, как говорится, общее горе сближает.

Максим также импонировал и отчиму девушки. Тот высказал солидарность с женой в том, что юнец имеет все шансы стать достойным, надежным бизнесменом. И даже пообещал, когда придет время, познакомить с одним человеком из круга близких приятелей, который может посодействовать в быстром карьерном росте и, возможно, даже открытии собственного дела. Юноша ответил, что, конечно же, будет благодарен за это. Впервые за все время знакомства с отчимом Валерия разглядела в нем человека.