Сидя на краешке незаправленной постели, она опустила взгляд на свои лежащие на коленях руки, сцепленные замком. Кожа их в слабом, холодном свечении рассвета виднелась нездорово-бледной. Разомкнув кисти, осмотрела их: чуть дрожащие пальцы, вспотевшие ладони. На языке возник фантомный привкус сладкого коктейля, выпитого в пиццерии после пробежки под дождем, после – полусладкого красного Culemborg Sweet Red, последняя порция которого растекалась по ее организму много месяцев назад.
Мобильник – в сумочке. Взять его и набрать номер матери. Это так просто, не так ли? Тем более с августовской поездкой, кажется, все наладилось. Или нет?
Обувшись, на замок закрыв двери, она направилась в ближайший круглосуточный продуктовый магазин. Если бы только она позволила Максиму прийти к ней, возможно, подростковый период их, как и некоторых других, закончился бы вполне обыденно. Но, как всем известно, любое наше действие приводит к последствиям, а последствия порой могут повергнуть в ужас.
Тем временем Максим все чаще на уроках поглядывал на Лизу (ту самую девушку, на которую обратил внимание на линейке), все больше думал о ней и даже невольно рисовал в голове постельные сцены с ее участием, за что потом упрекал себя. Было в ней нечто такое, что особенно привлекало его, не могло оставить равнодушным, – черты, которых, вероятно, не доставало Валерии. Лиза выглядела робкой, застенчивой, но, как что-то подсказывало Максиму, то было лишь поверхностным образом, при желании и обладая определенным опытом, под которым можно было разглядеть уверенную в своем женском начале хищницу, что могла для своего возлюбленного вытворять в постели такое, о чем постесняются говорить многие взрослые. И при этом, думалось ему, она была неприступной – по-настоящему неприступной, в отличие от его Леры, которая при первой же возможности предпочла бы ему более статного и обеспеченного, в первую же минуту подавала бы сигналы о желании и возможности отдаться.
Какое-то время Максим поглядывал на Лизу лишь украдкой, так, чтобы она этого не замечала. Однако вскоре, не стесняясь, мог задерживать на ней взгляды до тех пор, пока та не оборачивалась, уловив его периферическим зрением, либо, напротив, не отворачивалась после установления прямо зрительного контакта. Взгляды его она встречала нейтрально, не выказывая никаких эмоций: ни удивления, ни неприязни, ни раздражения. Поначалу Максим был раздосадован этим обстоятельством, искренне удивлялся, как так получалось, что девушка не проявляла знаков взаимной симпатии, словно он совершенно ничего из себя не представлял, словно был на одном уровне с теми невзрачными, непривлекательными сельскими невежами, окружающими ее ежедневно с самого детства. Но потом напомнил себе, что, по всей видимости, дело в той самой неприступности, за которую она ему приглянулась, и это в какой-то мере его успокоило.