Франкенштейн: Мёртвый город

На лестничной площадке стеклолицее существо упало, разбилось, и Расти повернулся посмотреть на блестящие осколки создания, разлетевшиеся по нижнему пролёту лестницы. Когда осколки упали, они каким-то образом превратились в миниатюрных стеклянных мужчин различных размеров, десятки и десятки. Их конечности отвалились, когда они упали, и лежали, дрожа, на ступеньках. Дюжина их переместилась невредимыми в фойе, где они ползли или ковыляли то так, то сяк, возможно, в поисках него, но не могли узнать, где он, затем сталкивались, ударяясь и разбиваясь на осколки.

Война никогда не приводила Расти Биллингема близко к грани безумия, но с каждой минутой невозможные события этой ночи отталкивали его всё дальше от спокойного центра здравого рассудка к его внешней границе. Он знал, что не галлюцинировал, однако то, что он видел, не поддавалось объяснению и намекало на галлюцинацию, если не на бред.

Стеклянные статуэтки не могли ни ползать, ни ходить, как эти. Когда они разбивались одна о другую, осколки не должны были дёргаться, как змеи, когда им отрубают головы, но эти стеклянные конечности, туловища и головы делали именно это, разламываясь на всё более и более мелкие кусочки, пока вдруг не останавливались.

Если стеклолицее чудовище было машиной убийства, как и женщина в голубом платье, что-то, судя по всему, её сломало.

Зазвонил дверной звонок.

Расти намеревался направиться по коридору на кухню, надеясь вырваться через заднюю дверь и увлечь этих существ прочь от дома. Но что-то вышло из тёмной гостиной, заблокировав его побег.

Его разум переместился с окраин здравого рассудка к его границе.

* * *

Виктор Безупречный обладает всеми воспоминаниями исходного Виктора. Поэтому он знает значение слов, произнесённых позади: Я доволен.

Более двухсот лет назад, вскоре после того, как Девкалион убил невесту Виктора, Элизабет, на берегах озера Комо, великий учёный и создатель людей вернулся в Женеву. Там, стоя на коленях на кладбище, клянясь отомстить, его создание сказало ему язвительно из темноты: Я доволен, жалкий негодник! Ты решил жить, и я доволен.

Девкалион имел в виду, что теперь боль его создателя так же сильна, как и его, и они оба будут страдать остаток своих дней, Виктор за то, что потерял благодаря своей гордости и неосторожным исследованиям, а Девкалион был навсегда обречён быть чужим, единственным в своём роде.

Виктор Безупречный оборачивается и видит гиганта, который уже прожил столетия, до того, как он сам восстал, чтобы заменить исходного Виктора в Новом Орлеане. Ни малейшего страха в нём не возникает. Скорее, его исключительный интеллект заинтересован, его любопытство становится острым, как скальпель.

Девкалион говорит:

– Очень давно ты рассказал свою историю Роберту Уолтону, тому человеку на борту ледокола в Арктике. Его письма и журналы использовала Мэри Шелли для своего рассказа. Уолтон сказал, что ты умер на корабле и сфабриковал тошнотворную историю о том, что я посетил твоё смертное ложе и раскаялся ему. Сколько ты заплатил Уолтону, чтобы он сказал о твоей гибели на этом судне?

– Не я, – отвечает Виктор Безупречный. – Твой создатель заплатил ему, и щедро. Ты забыл, что я не тот, кто создал тебя. Я всего лишь его клон.

– Ты – это он, кем бы он ни был, – настаивает гигант. – Он в тебе, все его знания и все его грехи. Ты – его концентрат. Используя доверчивого Уолтона, ты показал себя миру дефектной, но сострадательной, любящей, благородной фигурой, многое переставив с ног на голову и так решительно представил правильным всё неправильное, что делал. Каждый раз, когда я читал твои слова, страницы смердели твоим фальшивым смирением, выраженным с таким же лицемерием, как и с чрезмерностью.

Создание подходит и кажется с каждым шагом больше. Но Виктор Безупречный не отступает. Он не знает, как. Кроме того, он неуязвим для него.

Девкалион говорит:

– Страницы воняли твоей бездонной жалостью к себе, так плохо замаскированной, к сожалению, кривлянием твоего многословного самоосуждения, хитрым свойством твоего раскаяния, как у материалиста, которого заботит не Бог и поэтому это не раскаяние вовсе, а только безысходность от последствий твоих действий. На протяжении веков я был монстром, а ты – исполненным благих намерений идеалистом, утверждающим, что исправишь всё, что натворил, если только выпадет шанс. Но такие, как ты, не исправляют. Ты делаешь такое же зло снова и снова, даже с большим пылом, вызывая даже большие страдания, потому что ты неспособен признать ошибку.

– Я не совершал ошибок, – с уверенностью заверяет его Виктор Безупречный, – и не был твоим создателем.

Увеличиваясь в размерах, гигант говорит:

– Ты мой создатель.

– Это твоя ошибка, которую ты, судя по всему, неспособен признать. Я не Виктор, а Виктор Безупречный.

Девкалион кладёт руки на плечи Виктору, сжимая так сильно, что невозможно ими подвигать или вырваться.