Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

У Бисмарка имелись куда более широкие возможности для блефа, чем у Фавра. Как и на переговорах в Ферьере, он мог заявить, что ведет переговоры с императрицей (что было не столь далеким от истины), которая одна представляет законную власть в стране, наделяющую ее правом созыва Законодательного корпуса. Проект Фавра свободного избрания ассамблеи Бисмарк объявил бы неосуществимым: под диктаторским республиканизмом Гамбетты выборы не могут считаться свободными. Но Бисмарк был готов в общих чертах обсудить условия для Парижа. Он согласился, что гарнизон незачем препровождать в Германию в статусе военнопленных, где их присутствие было бы связано с рядом проблем, он полагал, что, хотя мнение в германской армии и в самой Германии склоняется к триумфальному входу в поверженную столицу, масштабы этого мероприятия вполне могут быть сведены к минимуму, а что же касалось разоружения национальной гвардии, то Бисмарк предложил оставить оружие только наиболее политически надежным частям. Контраст между выдвинутыми канцлером условиями и драконовскими требованиями Мольтке говорил сам за себя. К концу первого вечернего обсуждения было очевидно, что возможность достичь согласия вполне реальна. Бисмарк, выходя из зала, где они с Фавром беседовали с глазу на глаз, ни словом не обмолвился с собравшимися здесь людьми, сгоравшими от любопытства и жаждущими подробностей, но зато насвистывал охотничий сигнал, означавший, что, дескать, травля зверя завершена.

На следующий день, 24 января, оба переговорщика уже действовали в открытую. Клемана Дювернуа все еще не было, и Бисмарк согласился не вступать в переговоры с императрицей в случае достижения соглашения с правительством национальной обороны. В ответ Фавр согласился подписать перемирие, распространявшееся на всю территорию Франции, и гарантировать, что делегации не будет позволено ни при каких условиях это перемирие нарушать. Оставался нерешенным лишь вопрос о разоружении национальной гвардии, и Бисмарк, выслушав убедительную аргументацию Фавра о том, что этот шаг на самом деле приведет к гражданской войне, вынужден был в конце концов уступить. Что же касалось прочего, правительство в Париже не без оснований приняло условия Бисмарка как inesperees («непредвиденные»). Благодаря дипломатичности и сдержанности канцлера честь города и оборонявших его войск не была задета. И 25 января Фавр был наделен полномочиями поставить свою подпись под договором о трехнедельном перемирии, позволившем национальному собранию встретиться в Бордо и наконец решить вопрос войны и мира.

До сих пор Бисмарк проводил переговоры в одиночку. Но теперь возникла необходимость привлечь и представителей вооруженных сил для утряски всех неизбежно возникающих деталей перемирия. Крайне неудачным было то, что переговоры совпали с критическими разногласиями между гражданскими и военными властями, и Бисмарк сыпал соль на рану своим поверженным противникам, настояв на том, чтобы соглашение с французами оформлять не как капитуляцию, что свидетельствовало бы о сдаче, а как некое соглашение о мирном урегулировании, предполагавшем бы паритет сторон. Мольтке стал присутствовать на конференциях с 26 января, на следующий день после того, как кайзер поставил его на место. Французские переговорщики отметили, не осознавая причины, неприятный контраст между мрачным, строгим и неулыбчивым Мольтке и любезным и обходительным Бисмарком. Бисмарк в открытую критиковал позицию Мольтке как вульгарную, мелочную и нереалистичную. Но у французов было по горло проблем с собственными военными представителями. Данная Трошю клятва никогда ни при каких условиях не сдаваться лишала его возможности взять на себя ответственность за ведение переговоров о сдаче, а Дюкро никогда не простил Вильгельма I за то, что тот демонстративно нарушил данное после Седана обещание при освобождении из плена. Поэтому Фавр в качестве сопровождавшего его представителя военных отыскал генерала де Бофор д’Отпуля (известного по действиям в Ливане в 1860 году), проявившего себя абсолютно никудышным переговорщиком. Французы приписали его своеобразное поведение благородному смирению, не склонные же к политесу немцы без обиняков заявили, что генерал был просто пьян. На следующий же день его заменили другим – начальником штаба Винуа генералом де Вальданом, который и подписал 28 января перемирие.