Франкогаллия

Как мы уже отмечали выше, существовал старинный обычай (возникший после того, как предельно возросло могущество духовенства) разделять население на три сословия, духовенство добилось того, чтобы считаться первым из них. Когда же были учреждены стражи государства, то их избирали по двенадцать достойных людей от каждого сословия. Так в этом совете было установлено, что будут учреждены тридцать шесть стражей государства для того, чтобы устранялись общие трудности общим старанием. В четвертом томе своей хроники Монстреле писал об этом так: «Прежде всего, было постановлено впредь избирать тридцать шесть людей, наделенных властью, которая была равна королевской, чтобы привести в порядок государство и облегчить ношу простого народа от бремени поборов. Двенадцать человек должны были принадлежать к духовенству, столько же — представлять дворянство, а двенадцать — лдодьми сведущими в законе и праве. Этим мужам должна была быть доверена власть изучать, какие именно беды и трудности испытывало королевство и пускать в ход средства против пороков. Король же дал клятву и обещал своим королевским словом (обычно использовалась именно эта фраза), что он будет считать имеющим юридическую силу то, что постановят эти тридцать шесть человек»¹⁴.

Таковы слова Монстреле и его сообщение подтверждается почти теми же словами в тридцать пятой главе исторического сочинения бельгийца Оливье де Ла Марша. Он также записал, что стражей государства было назначено тридцать шесть человек. А ко всему этому он еще и добавил, что поскольку король не сдержал слова и нарушил данную клятву, которую принес публично, то во Франкогаллии вспыхнула крайне прискорбная война, которая продолжалась тринадцать лет. Таким образом, клятвопреступление короля было искуплено как его собственным позором, так и уничтожением народа¹⁵.

Как бы то ни было, очевидно, что меньше века назад свобода Франкогаллии и власть торжественного совета процветали и совет мог обратить свое могущество против короля, который вышел из малолетства и не был безумен, но которому было более сорока [лет] и был он наделен талантами больше, чем любой другой из наших королей. Из этого легко можно усвоить, что наше государство, которое было основано и учреждено на соблюдении принципа свободы, удерживало это свободное и священное состояние больше чем одиннадцать столетий и даже сопротивлялось власти тиранов силой оружия.

Кажется, что мы не должны также позабыть о знаменитом кратком описании, оставленном по этому поводу известным человеком и великим историком Филиппом де Коммином, который в восемнадцатой главе пятой книги своего сочинения описал эти события и упомянуть о нем. Его слова мы переведем дословно: «Продолжим свою речь. Хочу спросить есть ли такой король или государь на земле, который мог бы облагать налогом своих подданных без пожалования и согласия тех, кто должен его платить, не совершая при этом насилия и не превращаясь в тирана? Могут, пожалуй, возразить, что бывает иногда так, что нет времени для созыва собрания, ибо надо начинать военные действия. На это отвечу, что в такой спешке нужды нет и времени на все достаточно. Скажу еще, что короли и государи становятся более сильными и внушают больший страх своим врагам, когда они действуют, руководствуясь советами своих подданных»¹⁶.

В следующем разделе он пишет: «У нашего короля изо всех сеньоров мира меньше всего оснований произносить слова: «я имею право, взимать со своих подданных столько, сколько мне угодно», поскольку ни они и никто другой не имеет подобной власти. И никакой чести не окажут ему те, кто подскажет ему такие слова с тем, чтобы представить его более могущественным, ибо подобные речи способны вызвать страх и ненависть соседей к нему и те ни за что не согласятся оказаться под его властью. Но вот если бы наше король сам или по внушению тех, кто хочет его возвеличить и превознести, говорил: «У меня столь добрые и верные подданные, что они ни в чем мне не откажут, о чем бы я ни попросил, и они боятся меня, подчиняются и служат мне лучше, чем любому государю на земле, и терпеливее всех сносят все беды и невзгоды. И менее всех вспоминают о прошлых потерях», то, как мне кажется, это было бы поистине похвально; это не то, что слова: «Я беру сколько хочу, и у меня есть на то неотъемлемое право». Король Карл V так не говорил. Не слышал я такого и от других королей, но слышал, зато от некоторых их советников, которые полагали, что подобными речаййи оказывают им большую услугу».

Но, по-моему, они дурно поступали по отношению к своему сеньору, ибо держали такие речи лишь для того, чтобы показать себя добрыми слугами и не понимали, что говорят…