Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Успех дворянства был еще значительнее. Отмена полетты, давшаяся после такой борьбы, могла оказаться неплохим началом для выполнения основных пунктов дворянской программы. Важнее всего был для них теперь суд над финансистами. Поэтому и второе сословие могло присоединиться к похвалам регентше.

В ином положении оказалось третье сословие. Оно не смогло защитить своих сословных интересов. Тем не менее, надежды на помощь парламента и на милость королевы в соединении с искусным нажимом со стороны двора привели к тому, что и оно включило в программу речи своего председателя благодарность королеве за мир, за мудрое управление, за испанские браки.

* * *

Программы речей, которые должны были произнести на закрытии Штатов представители палат, были составлены и обсуждены заранее. Ораторы тоже были намечены правительством задолго до дня церемонии. Пожелание королевы, чтобы от третьего сословия выступал председатель палаты Мирон, пришлось не по вкусу оппозиционной группе депутатов, выдвигавших Мэма, но они вынуждены были подчиниться.

Насколько можно судить, такое же пожелание королевы, касавшееся Ришелье, прошло 23 января в палате духовенства без всяких возражений:[506] епископ Люсонский успел уже к тому времени зарекомендовать себя. Его активность на Штатах была очень велика. Помимо выступлений в своей палате он постоянно избирался, когда нужно было отправить делегации к другим сословиям. 5 ноября, т. е. в самом начале работы Штатов, он возглавил депутацию в палату третьего сословия с предложением о порядке работы палат; 20 ноября он пытался примирить дворянство и третье сословие в связи с их ссорой из-за речи Саварона; 4 декабря его отправили к дворянству для совместного заявления королю о необходимости суда над финансистами; 5 января от снова побывал там же, чтобы выработать совместный протест против постановления парламента о первом пункте наказа третьего сословия. Наконец, 7 февраля, уже будучи намечен оратором духовенства, он был отправлен в палату дворянства, чтобы просить его присоединиться к духовенству и выразить королю и королеве «всяческое повиновение, верность и покорность и заверить, что оба сословия негодуют по поводу попытки отделить власть короля от власти королевы-матери...», т. е. осудить поведение Конде, о чем уже была речь.[507] Его лояльность, дипломатическое искусство и энергия были несомненны для всех.

На закрытии Штатов он выступал первым, как и полагалось. Речь его, которую он сам очень ценил и издал отдельной брошюркой (а впоследствии включил в текст своих мемуаров), естественно, привлекла внимание историков. Пико рассматривает ее как личное блестящее произведение Ришелье.[508] Аното, наоборот, подчеркивает, что она была построена по заранее данной программе палаты духовенства и что в заслугу оратору может быть поставлено лишь внешнее оформление,[509] а также некоторые персональные нотки. Весь акцент речи Аното сосредоточивает на личном честолюбии молодого епископа, ожидавшего наград именно от Марии Медичи и потому особенно ее восхвалявшего в конце своего выступления. Марьежель, следуя за Аното, из всей речи привел лишь цитату, где особенно ярко проявилось, на его взгляд, честолюбие Ришелье.[510] Чрезвычайно подробно излагает речь Делош,[511] считая ее «настоящим дипломатическим документом»,[512] но отмечая при этом с некоторым недоумением, что современники, кроме коллег по палате, не только не оценили ее, но даже не заметили. Обстановка на Штатах интересует Делоша только как мизансцена для выступления Ришелье. Блестяще отделанная фигура епископа совершенно поглощает бескрасочный фон, на котором развертывается его деятельность; этот прием особенно бесплоден при исследовании раннего периода карьеры Ришелье, ибо гипертрофированное внимание к мелочам искажает правильную перспективу.

Если же рассмотреть речь в плане тех итогов Штатов, о которых было упомянуто выше, то она предстанет в таком виде. Речь Ришелье[513] отличается последовательностью и логичностью изложения, ясностью, некоторой сухостью и краткостью. Все эти характерные для Ришелье качества сказались в первом же его публичном выступлении. В остальном, т. е. по содержанию, речь лишена индивидуальности и лишь приличествует обстоятельствам. Поэтому она и прошла незамеченной.

Согласно наказу своей палаты, Ришелье одобрил политику регентши, в частности испанские браки, и поддержал решение короля оставить Марию Медичи во главе Королевского совета. Он требовал отмены продажности должностей, сокращения пенсий и просил о восстановлении церкви в ее прежнем величии.

Результатом этих реформ должно быть упорядочение финансов, притом без излишнего отягощения народа. Дворянство вернет себе прежний блеск, религия процветет, церковь вновь будет обладать властью и распоряжаться своим имуществом, а народ освободится от притеснений чиновников.