Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Обеспечивала ли такая программа подобные результаты? Делош отказывается думать, что Ришелье верил в ее целительные свойства. По его мнению, отмена полетты и продажности должностей не улучшила бы положения дворянства, не было надежд и на возрождение церкви.[514]

На деле отмена продажности должностей привела бы к возвеличению первых двух сословий за счет чиновничества, а это вернуло бы церкви добрую долю ее независимости, а дворянству — экономическую силу и политический вес. Мало того, ведь частично эти требования были правительством уже приняты и объявлены, т. е. практически на них не надо было и настаивать. Требовать нужно было их закрепления, что и сделал Ришелье в конце своей речи: «Посему мы усиленно просим и объявляем… в Вашем (короля, — А.Л.) присутствии, что не сможем получить никакого удовлетворения нашим жалобам ни с помощью новых ордонансов, ни путем подтверждения старых, если за ними не воспоследует их точного исполнения, и не на один только день, но навсегда». Тогда будет «основательно устроено царство разума».[515]

Речь Ришелье была построена на общих местах и не содержала по сути ни одного требования (кроме просьбы к королеве не отступать от намерения отменить полетту), возлагала все упования на королевскую власть, словом, была так же невыразительна, как и вся роль духовенства на Штатах.

Депутат дворянства Сенесе произнес лишь несколько слов и требовал уничтожения продажности должностей и отмены пенсий, раздаваемых придворным вельможам (это пожелание было типично для провинциального дворянства).[516] По сути, он также просил больше всего о закреплении уже данных обещаний.

Наоборот, речь Мирона была длинна, очень патетична и сложна по своим дипломатическим приемам.[517] Оратор начал с указания зол, терзающих Францию. Подрыв благочестия и правосудия, бесчинства дворянства, недостойное поведение духовенства, его стремление незаконными способами увеличить доходность бенефициев при малом рвении к служению богу, абсентеизм епископов, назначение королем неподходящих лиц на церковные места — все это расшатало церковь, лишило ее авторитета и уважения. Достаточно известны бесчинства дворян, их дуэли, насилия над бедным народом и чиновниками. Правосудие подорвано длительностью процессов. Все эти беды тяжелым бременем ложатся на народ, на крестьян, страдающих и от чиновников и от дворян, но больше всего от солдат. Народ трудится неустанно, но все его доходы уходят на уплату налогов и всевозможных новых поборов, не говоря уже о том, как истощают и мучают его грабежи солдат и военные постои. «Надо пресечь это зло, иначе они (крестьяне, — А.Л.) вспомнят, что солдат — это тот же крестьянин, но вооруженный; виноградарь, взяв аркебуз, из наковальни превратится в молот; тогда все станут солдатами, не будет больше пахарей и все умрут с голода… Недавно, у всех на глазах, лишь одна армия, обчистив почти половину Франции и все пожрав, разошлась по своим домам, обогатившись за счет бедного народа и не сделав при этом ни единого выстрела».[518]

Эти часто цитируемые отрывки из речи Мирона, будучи рассмотрены во всем контексте речи, означают следующее: 1) речь идет о крестьянстве (laboureurs), страдающем от насилий солдатчины; 2) оратор предупреждает, что, не получая защиты, крестьяне решатся, наконец, на самоличную расправу с войсками, и тогда вообще все превратятся в солдат, не будет больше пахарей и наступит голод и 3) приводится, пример бесчинства военщины (смута 1614 г.). Общий смысл этих заявлений заключается в осуждении междоусобной войны и связанных с нею солдатских бесчинств, что вполне согласуется с наказом третьего сословия и с программой, которую Мирон получил от своей палаты.

Характерно, что в речи Мирона полетта и продажность должностей отнюдь не фигурировали в качестве «зол и пороков», разъедающих Францию. Таким образом, и в своем заключительном слове на закрытии Штатов председатель палаты третьего сословия кардинально разошелся с предыдущими ораторами в диагнозе основной болезни.

Еще более знаменательно лекарство, предлагаемое Мироном для излечения пороков в правосудии. Король должен сократить излишнее количество чиновников и «уничтожить продажность остающихся должностей, а на то время, пока он не сочтет возможным распоряжаться ими безвозмездно,[519] мы его умоляем, чтобы он, отменив ежегодный сбор (полетту, — А.Л.), который издавна сопровождал продажность, уничтожил бы также и "оговорку о 40 днях", вкравшуюся скорее благодаря попустительству, чем по прямому приказу власти… и принял бы во внимание, сколько эта "оговорка о 40 днях" принесла несчастий и жестокостей чиновникам, делая из них добычу случайностей». Посему чиновники припадают к стопам короля и просят у него возможности «отправлять свою службу в полной надежности и свободе; ведь они являются головой и душой городов и вселяют в сердце и умы народа почтение и послушание, каковое они сами первыми осуществляют на деле».[520]