Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Тогда депутаты перешли от устных заявлений к письменным. 16 марта они составили просьбу к королю за 70 подписями с протестом против увеличения габели и требованием уменьшить пенсии. На следующий день они получили возможность изложить Жанену свою аргументацию. Она заключалась в новой модификации уже известного нам дипломатического приема: спору нет, отмена полетты и продажности очень хороша, но история показывает, что «мало вероятия, чтобы обещание этого блага оказалось бы прочным». Из-за нужды в деньгах продажность будет восстановлена, но увеличение габели не будет отменено и останется навсегда.[530] Жанен заявил, что отмена продажности будет оформлена в качестве «основного закона» (loy fondamentale)[531] и введена в текст королевской присяги при коронации, так что нечего будет опасаться отказа от этой меры, тем более приятной для чиновников, что они просили о ней наравне с прочими сословиями. Эта горькая для депутатов пилюля не была единственной, так как Жанен отверг предложение о новом сокращении пенсий, сказав, «что это может дать повод к новым смутам… что недавние события могут служить тому примером: они обошлись более чем в 4 миллиона ливров, не считая разорения нескольких провинций… и все же они уже в прошлом и ничто в сравнении с тем, что произойдет, если гранды не будут удержаны при помощи жалований, которые их обязывают пребывать возле короля и выказывать ему верность; он (Жанен, — А.Л.) молил бога, чтобы правительство не оказалось вынужденным платить принцам еще гораздо больше». Когда депутаты указали, что можно сэкономить нужную сумму на сокращении гарнизонов, Жанен ответил, что гарнизоны крайне нужны не только в пограничных крепостях, но и в городах, расположенных в центре страны. Словом, у него на все был готов ответ. Решение правительства в этом пункте и в устройстве суда над финансистами казалось твердым.

Депутаты еще раз, 21 марта, добрались до канцлера, но он их совершенно недвусмысленно выбранил и предложил отправиться домой. Один из них все же произнес речь перед королем и принцами, но, сообщает Рапин, «так как никто не был расположен даровать нам то, о чем мы просили, то ответ мы получили двусмысленный и туманный и вынуждены были удалиться без надежды достичь наших желаний.»[532] Это был окончательный отказ.

По-видимому, такой финал определил выбор тактики парламентом, который имел все основания опасаться, что, опираясь на общественное мнение, правительство будет успешно выдерживать принятую линию. Надо было искать союзников. Поэтому парламент решил принять программу Конде и созвал на 28 марта всех принцев, герцогов и пэров, чтобы обсудить с ними важнейшие государственные дела, мотивируя этот незаконный акт тем, что вопреки обещанию правительство не посоветовалось с ними при ответе на главнейшие требования Штатов.[533] Тем самым парламент вступил в открытый конфликт с правительством, причем даже королевский надзор в парламенте (генеральные прокурор и адвокат) поддержал это мнение, а о молодежи следственных палат и говорить нечего: они многократно собирались ночью во дворце Конде, составили текст ремонстрации и настаивали на приеме у короля для ее прочтения. Конде, в свою очередь, пользуясь таким поворотом дел, все решительнее требовал у королевы реформы Совета, причем теперь он желал мест не только для себя и других принцев, но и для представителей парламента. Другие верховные суды, парижские и провинциальные, присоединяли свои ремонстрации. Волнение охватило в равной степени и среднее чиновничество. В провинциях многие чиновники одобряли действия и намерения принцев. Кредит ослабел, финансисты и откупщики отказывали правительству в займах, ссылаясь на расстройство дел и растерянность в чиновном мире. Пользуясь этой обстановкой, Конде лихорадочно готовил новую военную кампанию.[534]

Если бы не было угрозы со стороны феодальной аристократии, почуявшей благоприятный для себя поворот в делах, правительство, наверное, попыталось бы сохранить свою линию. Но перед союзом Конде и парламентов оно вынуждено было отступить. 13 мая оно объявило о продлении полетты до конца срока, на который она была дана в 1612 г., т. е. до 1 января 1618 г.[535] Увидев, что главный козырь потерян, Конде уехал 20 мая из Парижа и стал открыто готовиться к войне. Но парламент не мог ретироваться столь быстро и продолжал настаивать на приеме у короля для оглашения ремонстрации[536]. Так как она не имела теперь такого значения, то король принял 22 мая в Лувре парламентскую делегацию в присутствии принцев и министров и выслушал чтение длинного (из 27 пунктов) документа.[537]