Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Глава V. Гражданская война и Луденский мир 1616 года

 ерез полгода после роспуска Генеральных штатов, осенью 1615 г. началась новая война. На этот раз в ней приняли активное участие гугенотские вельможи и дворяне. Феодальная аристократия не получила от Штатов никакой поддержки. Но и правительство не смогло осуществить даже той скромной программы реформ, которую обещало во время Штатов, что вызвало недовольство во всех слоях общества. Это обстоятельство не могло не окрылить Конде и его партию. Стремились использовать такую обстановку и гугеноты. Поэтому союз феодальной аристократии с гугенотами, не осуществившийся в 1614 г., осенью 1615 г. стал закономерным.

Положение дел в июне 1615 г., т. е. в самый канун смуты, охарактеризовано современником следующим образом: «Отъезд принца (из Парижа, — А.Л.) причинил тем, кто был истинно заинтересован в благе короля и королевства, такое огорчение, что его трудно выразить словами. Всем было ясно, что надвигается новая война, тем более опасная, что гугеноты, которые должны были вскоре собраться на свое собрание, не преминули бы ввязаться в войну и вступиться за интересы принца, поскольку он вступался за гугенотов и пытался всеми средствами помешать испанским бракам, которых они так опасались».[540]

Позиция гугенотов становилась решающей.

Выдвинутая Конде в 1614 г. программа включала пункт о разрыве союза с Испанией (отказ от испанских браков), что имело наибольшее значение именно для гугенотов. Однако тогда они не поддержали принцев; гугенотским грандам не удалось увлечь за собой всю партию в целом, в которой города играли решающую роль. К тому же, близкая перспектива созыва Генеральных штатов, на которых должны были решиться все наболевшие вопросы, снимала необходимость открытого выступления гугенотов.

Эта лояльность гугенотской партии в 1614 г. позволила правительству оттянуть на год созыв очередной политической конференции гугенотов, которая, таким образом, уже не предшествовала Генеральным штатам и не могла быть использована Конде для укрепления своих позиций.

У гугенотов — депутатов на Генеральные штаты не было своей особой программы. В мемуаре, написанном накануне Штатов, Дюплесси-Морне выразил пожелание, чтобы все привилегии гугенотов (включая и все «милости», grâces) были провозглашены «основными законами государства», что означало включение их в текст присяги, произносившейся королем при коронации.[541] Это была бы наиболее прочная из всех возможных форм гарантии, которая ликвидировала бы царившую в партии «неуверенность» (incertitude) и оформила бы гугенотское «государство в государстве» на прочных, так сказать, конституционных началах. Но эта программа-максимум была в тех условиях совершенно невыполнима и не была выставлена на Штатах. На последних заседаниях Штатов, хлопоча о принятии постановлений Тридентского собора, духовенство получило от дворянства согласие поддержать такой проект этого принятия, который не содержал никаких оговорок в пользу гугенотов. Тогда последние, в лице своих депутатов от дворянства, заявили протест и отказались подписать наказ дворянской палаты.[542] В связи с этим правительство сочло необходимым еще раз заявить о своем твердом намерении соблюдать все данные гугенотам эдикты, но сделало это не в форме официального акта, а в своей административной переписке.[543] Инцидент был замят в самом начале. Во всем прочем поведение депутатов-гугенотов было примерным, тем более что общая обстановка на Штатах не давала им никакой возможности протестовать против союза с Испанией. Такую возможность они надеялись получить на своей предстоящей конференции.

Но выигрыш правительства, оттянувшего эту конференцию до 1615 г., оказался временным. Общее ухудшение обстановки задевало и гугенотское дворянство и толкало его на союз с Конде. После разочарования, которое Сомюрская конференция 1611 г. принесла гугенотским вельможам и дворянам, они не могли рассчитывать добиться цели, действуя только своими силами. А для Конде союзники-гугеноты были вдвойне желанны, после того как продлением полетты правительство разорвало его союз с парламентом и изолировало его от чиновничества.

При перспективе возможного союза принцев с гугенотской партией вопрос об оформлении испанских браков получал особое значение, поскольку именно общий протест против них мог стать базой объединения Конде и гугенотов.