Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

И в Швейцарии дела были не блестящи. В начале сентября французский посол Кастиль получил распоряжение о найме 6 тыс. швейцарцев, согласно действовавшему договору Франции с Швейцарией. Но городской совет Цюриха не согласился на эту меру, якобы из-за угрожающего положения на швейцарских границах.[874] Кастиль созвал конференцию кантонов, но согласие на набор дали только католические кантоны; протестантские отказали. На этой конференции Кастилю пришлось энергично противодействовать слухам, которые распускали в Швейцарии и Германии приверженцы принцев. В особенности оказалось опасным для французского правительства письмо Бульона к бернцам, в котором сообщалось о скором присоединении к принцам всех гугенотов. По всем этим причинам Кастилю не удалось в сентябре собрать нужного контингента швейцарцев.[875]

В Венеции новость об аресте Конде была получена правительством раньше, чем французским послом, и последний не смог изменить неблагоприятного от нее впечатления, так как его уверениям о силе французского правительства не придавали значения и утверждали, что король покинут всеми грандами и находится в тяжелом положении. Эти сведения (как видим, достоверные) были восприняты Синьорией с большим огорчением. Глядя на все события во Франции с точки зрения своих непосредственных интересов, венецианское правительство боялось, что французские части, находившиеся в савойской армии, вернутся на родину, чтобы принять участие в новой смуте, вследствие чего герцог Савойский, враждовавший с миланским губернатором, окажется слабее последнего, и Испания вскоре будет иметь возможность обернуть свои силы против Венеции. К тому же все эти перемены к худшему могли произойти в такое время, когда Франция, обессиленная междоусобицей, не могла бы оказать Венеции нужной помощи.[876]

По тем же причинам был очень встревожен герцог Савойский и настойчиво просил у Франции скорой и сильной помощи.[877]

Насторожилась и Испания. Испанское правительство решило переехать в Валенсию, чтобы быть поближе к Италии,[878] где, как было ясно, должно было произойти первое столкновение двух непримиримых врагов — Франции и Испании. Следует еще раз подчеркнуть, что осторожное поведение испанского короля и его союз с Францией рассматривались не только французским правительством, но и общественным мнением во Франции как явление сугубо временное, за которым должна была последовать война.[879]

Французский посол при императоре,[880] Божи, попал в самое нелепое положение, так как даже в начале октября не имел от своего правительства никаких материалов, кроме злополучной королевской декларации, которая была мало пригодна для дипломатических акций.[881]

Английский посол выразил королеве недовольство арестом Конде и прекратил уже возобновленные переговоры о браке французской принцессы с принцем Уэльским.[882]

Таким образом, французское правительство, получив в течение сентября все эти неутешительные сведения, должно было, констатировать провал своих планов на поддержку иностранных государств и на наем, войск за границей.

В самой Франции обстановка становилась все более напряженной. В Лангедоке началась смута. Встревоженные арестом Конде ларошельцы на следующий же день захватили важную крепость Рошфор, контролировавшую устье Шаранты и закрывавшую доступ к Ларошели с суши. Возможно, что они хотели захватить и Тонне-Шарант, где находилась касса местного королевского сборщика.[883] Д'Эпернон как губернатор Сентонжа вступил с ларошельцами в открытый конфликт. Он созвал к себе дворян Гиени и Гаскони и закупил оружие в Льеже;[884] ларошельцы же попросили помощи у гугенотских грандов и дворян. Началась настоящая война, со стычками, захватом крепостей, судов, боеприпасов и т. д., в которую мало-помалу втянулось все дворянство западных провинций.[885]

Общественное мнение было решительно против войны. Народ боялся разорения и грабежей,[886] буржуазия открыто роптала. Дюплесси-Морне направил старым министрам и оставшимся государственным секретарям (со ставленниками д'Анкра он не желал первым начинать сношения) мемуар, в котором изложил мнение не только гугенотов, но и всех «роялистов», т. е. политических противников принцев. Он указал, что арест Конде не встретил ни в ком сочувствия и что нужно было действовать более осторожно. Новая война страшна и нежелательна, так как неминуемо приведет к тому, что страна будет наводнена иностранными войсками и отдана им на растерзание. Он считал, что Конде должен быть освобожден, а с принцами необходимо заключить мир.[887]