Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Оно попыталось договориться с грандами, чтобы выиграть время. Больше всего надежд Барбен возлагал на Гиза. Но тот заломил за «покорность» королю такую бешеную цену, что согласиться на его условия означало создать своими руками «нового Конде». Гиз пожелал получить пост главнокомандующего (для себя), губернаторство в Лионе (для сына) и пост интенданта финансов (для кардинала Гиза). Сумма этих требований означала исключительное усиление дома Гизов, захват ими военных и финансовых командных постов. Кроме того, учитывая ненадежность обещаний Марии Медичи, Гиз требовал поручительства папского нунция и испанского посла.[856] Он знал себе цену в тот момент. Принцы обещали ему главенство в их партии и командование своей армией, уже насчитывавшей в тот момент 8–9 тыс. пехоты и 1,5 тыс. кавалеристов. Торопясь застигнуть правительство врасплох, они собирались идти на Париж.[857]

Правительство спешно приняло ряд мер. Было решено в кратчайший срок набрать армию в 10 тыс. пехоты, 6 тыс. швейцарцев и 2 тыс. рейтаров,[858] не считая гвардейских полков. На это нужны были огромные деньги, которых в казне не было. Поэтому срочно было проведено одна финансовое мероприятие, анализ которого ясно показывает, что означало присутствие в правительстве д'Анкра финансиста Барбена.

Еще при Генрихе IV Сюлли начал операцию по выкупу заложенного королевского домена, который в ту пору состоял преимущественно из различных принадлежавших короне феодальных поборов. Суть ее заключалась в том, что откупщики должны были выкупить эти права короны и через определенный срок вернуть их в казну. Эффект этого мероприятия должен был сказаться в 1624 г., когда все доходы с домена стали бы полностью поступать в казначейство. Буржуазия и народ связывали с увеличением этих доходов большие надежды, так как оно позволило бы снизить талью и косвенные налоги. Однако в сентябре 1616 г. правительство решило частично аннулировать операции по выкупу домена и снова заложить домениальные поборы в канцеляриях королевских судов (greffes), составлявшие большую долю поступлений с домена.[859] Разрывая договоры с откупщиками, правительство обязано было выплатить им значительную неустойку и взамен этого получало право сразу же снова заложить эти домениальные права тем же откупщикам. Иными словами, оно совершало заем у финансистов на чрезвычайно выгодных для тех условиях. Оно получало разом крупную сумму, но этот заем, заключенный в критический момент, был убыточен для казны и прибылен для кредиторов. Можно сказать, что Барбен обставил эту операцию к максимальной выгоде своей и денежных тузов. Поэтому эта мера вызвала чрезвычайное возмущение в самых широких слоях населения.[860] Рушилась надежда на снижение налогов, и, кроме того, было ясно, что снова началось засилье финансистов.

Решение о проведении этой финансовой операции было объявлено в сентябре одновременно с официальной королевской декларацией по поводу ареста Конде. Оба документа были встречены с огромным недовольством.[861] В королевской декларации обстоятельства ареста принца излагались уже в ином духе, чем в циркуляре, разосланном в день этого события. Раз восстания не последовало и народ отнесся к происшедшему спокойно, надо было извлечь из этого всю пользу. Теперь правительство осуждало поведение Конде и проявляло большую милость ко всем его приверженцам. Всем, кто отказался бы от принца в двухнедельный срок, было обещано королевское прощение. Тем, кто не последовал этому приглашению, грозило обвинение в государственной измене.

Декларация была составлена очень неудачно, в туманных и многосложных выражениях. В ней отчетливо сказалась двойственность политики правительства, остерегавшегося резкого тона по отношению к Конде и одновременно надеявшегося привлечь на свою сторону хотя бы часть грандов и родовитого дворянства. Поэтому обвинения по адресу Конде не могли звучать убедительно и не оправдывали тех крайних мер, которые были осуществлены по отношению к такой важной персоне. По всем этим причинам, но главным образом в силу общего недовольства, эта декларация и манифест короля от 12 сентября вызвали смятение во всей стране. Каждый истолковал эти документы соответственно своим интересам. Лояльные гугеноты были встревожены и раздражены. Надежду на выполнение правительством данных гугенотам обещаний они возлагали преимущественно на Конде как своего союзника. Арест принца заставил отказаться от этих радужных планов. Дюплесси-Морне не постеснялся в письме к королю назвать этот арест «досадным» (fascheux). Он предупреждал короля, чтобы тот не ждал от него столь верной службы, как в прошлую войну.[862] Яснее нельзя было выразить своих намерений.