Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Сокращение французского экспорта и непосильная конкуренция с иностранцами на внутреннем рынке вызвали новый рецидив безработицы. Монкретьен говорит об эмиграции французских ремесленников в Испанию, Англию, Германию и Фландрию. «Оставшиеся, — пишет он, — слоняются по стране; они здоровы и крепки телом, в цветущем возрасте, но вынуждены бродить, где придется, не имея работы и постоянного пристанища».[196] Эти обездоленные и обнищавшие люди, снискивавшие себе скудное пропитание случайным заработком, переполняли крупные и средние города, наводя страх на имущие слои горожан. Монкретьен неоднократно подчеркивает в своем трактате постоянную опасность народных волнений в связи с безработицей и нищенским положением рабочих и ремесленных масс. «За человека, сведущего в политике, может почитаться отнюдь не тот, кто уничтожает бродяг свирепыми казнями, но лишь тот, кто не допустит их появления, предоставляя работу всем своим подданным»,[197] — внушает Монкретьен королю, ратуя за необходимость устройства новых мануфактур и принятие ряда протекционистских мер. Но озабоченное нарастанием в стране дворянско-феодальной смуты, правительство Марии Медичи не могло откликнуться на его призывы субсидировать мануфактуристов.

Смута 1610–1620 гг. неизбежно должна была еще больше ухудшить положение ремесленников и рабочих. По мере развития междоусобицы нарастало их недовольство, прорывавшееся сперва в мелких разрозненных восстаниях, а затем, в 1620–1640-х годах, вылившееся в протест широких народных масс против невыносимого налогового гнета абсолютистского государства. Эта волна народных восстаний в период правления Ришелье была подготовлена междоусобицей, которая тяжело ударила по трудящимся массам и довела их до нищеты и отчаяния.

Особый интерес представляет вопрос о взаимоотношениях плебейских и крестьянских масс в изучаемый период. Во Франции почти начисто отсутствовали те противоречия городских низов с окрестным крестьянством, которые часто сказывались в Германии да и вообще в тех странах, где города в качестве коллективных сеньерий еще продолжали эксплуатировать сельскую округу. Во Франции начала XVII в. не было альменды, следовательно, не было и никакого участия городских низов в дележе городских доходов. Поэтому там отсутствовала заинтересованность ремесленников в организованной эксплуатации городом окрестного крестьянства. Цеховой строй также не достиг такого распространения, как в старых городах Фландрии и Германии. Поэтому, борьба между цеховым и свободным ремеслом не принимала особенно острых форм, и тем более борьба между цеховым ремеслом и сельской рассеянной мануфактурой. Это, разумеется, не означает, что такой борьбы не было вовсе, но не она определяла собой отношения между крестьянством и плебейством.

Их определяло наличие у народных масс городов и деревень общего врага — абсолютистского государства, которое перекладывало на народ главные тяготы, взимая с трудящихся города и деревни огромные налоги, ускорявшие экспроприацию мелких производителей в городе и в деревне. Народ реагировал на них особенно и болезненно, так как налоги непрерывно повышались. Кроме того, самый порядок их взимания, сопровождавшийся наглым вымогательством чиновников, вызывал яростное негодование всего податного населения. В этом отношении крестьяне и городские низы были в полном смысле слова братьями по несчастью, и если не всегда их выступления совпадали во времени и пространстве, то все же общая солидарность народных масс в отпоре фискальным притязаниям государства несомненна.

Но в этой борьбе с агентами фиска и другими властями народные массы городов не поднимались до «сознания необходимости сопротивления всему существующему строю в целом. Они еще отделяли главу государства от его «дурных слуг». Слепой роялизм народа, хотя и поколебленный во время междоусобных войн XVI в., не был изжит. Разгул феодальной анархии 1590-х годов даже несколько укрепил его. Городское плебейство тяжело страдало в эти годы от голода и разрухи, и ликвидация всяческого самоуправства была воспринята им с удовлетворением. Обуздав жадных и разбойных вельмож и дворян, истощавших страну своими распрями и грабежами, король укрепил в глазах народа свой авторитет. Лозунг «да здравствует король без налогов» продолжал оставаться лозунгом плебейских восстаний. Однако «мятежный дух» отнюдь не выветрился, особенно в среде столичной бедноты, страдавшей от нищеты и тяжелых налогов.