Француз

— Fuck, — прошептал Роджер. — Как я мог позабыть о главном и оставить переносную рацию внизу?! Идиот! Антон, медленно придвиньтесь к выходу из кают-кампании и попытайтесь по-русски объяснить Ольге, что нужно нажать на рации кнопку «Distress»[21]. Только говорите, глядя вниз, себе под ноги.

— Конечно, капитан, но зачем вы легли в дрейф?

— От пуль не уйти.

— Оля, Оля, — громко позвал девушку Антон.

Она не откликалась, а пиратский корабль уже был на расстоянии не более трети кабельтова, то есть, говоря сухопутным языком, около пятидесяти — шестидесяти метров.

— Одевается ваша топ-модель, — пробурчала Бритта. — Ей не до какой-то там рации с «Дистрессом»…

— Бритта, — воскликнул Ральф, — сейчас точно не самый удачный момент для иронии!

— Конечно, давай кричи на меня, это ведь я вас затащила на эту прогулку, это ведь я сделала так, чтобы вы попали в лапы к пиратам!

— А карточки зачем выбрасывать? — спросил Кен.

— Если найдут карты, будут требовать сообщить пин-коды. Пока будете в плену сидеть, с ваших карт снимут все деньги. Даже если нас хватятся, у них достаточно времени, чтобы опустошить ваши карточные счета. И еще: они не просто поинтересуются у вас вашими кодами, они обязательно будут вас немножко пытать. Чтобы вы наверняка сказали им правду. Такая вот обычная морская практика.

— О-о-ля-я-я…

— Иду, — донеслось снизу.

— Стой! Не иди никуда!

Антон попытался объяснить Ольге, как пользоваться радио. А люди с корабля-пирата уже бросали на яхту концы, жестами требуя их закрепить.

На борт спустились пятеро, среди них лишь один европеец, невысокого роста, черноволосый. Глаза его поблескивали стальным цветом, не мигали и, казалось, не выражали никаких эмоций. Одет он был в полосатые шорты и некогда белую майку, поперек которой красовалась надпись «You Know My Brother Is a Politician»[22].

Подойдя к капитану, он беспощадно двинул его прикладом автомата в живот. Согнувшись от боли, капитан опустился на банку.

— Why?[23] — прохрипел он.

— Just a warning. Behave yourself[24], — сообщил европеец. — Если будете себя плохо вести, жалеть никого не станем.

— Господа, докладываю: сигнал SOS отправлен! Теперь нас спасут! — с торжествующим криком выпорхнула элегантно одетая Ольга на палубу.

— Эй, Мишель, — крикнул европеец, обращаясь к одному из оставшихся на его судне людей. — Ты по радио слышал только что «мэй дэй»?

— Не было ничего! — ответил парень с дредами, свисающими из-под растаманской шапочки, и с автоматом через плечо.

Взглянув на Ольгу, европеец усмехнулся.

— Ладно, будем считать, предупреждение мое действует с этой минуты. Кто нарушит, выкину в море с цепью на шее. Предварительно освежую.

— Ой, — пискнула Ольга, виновато глядя на Антона, — похоже я чего-то не то сделала…

— Ничего страшного, — попытался успокоить ее Антон и тут же поплатился за это, получив удар прикладом.

— Говорите только по-английски, — рявкнул европеец. — Кто не послушается, будем бить!

Обыскав лодку и пассажиров, забрав все, что могло представлять хоть какую-то ценность, пираты перевели пленников на свой корабль, а яхту взяли на буксир. Затем всех затолкали в мрачный трюм, предварительно связав руки и ноги, и приставили охранять парня с дредами.

Часа через два-три после захвата пиратское судно куда-то пришвартовалось. С трудом встав на колени, Антон подполз к крохотному иллюминатору без стекла, через который хорошо были видны непроходимые мангровые заросли. И больше ничего. Антон часто встречал это словосочетание в приключенческих романах про пиратов: мангровые заросли… Ему всегда представлялось что-то красивое, вечнозеленое, населенное диковинными птицами, утопающее в теплом, зовущем окунуться море. В общем романтика.

В реальном мире в свете заходящего солнца они выглядели опасными, неприветливыми. Да и во всей этой ситуации не было никакой романтики.

Глава десятая

Антону никогда еще не приходилось спать со связанными руками и ногами. Ему было предельно некомфортно и даже больно, но пережитые приключения так вымотали, что, несмотря на неудобство и тревогу, он все-таки отключился.

Ему приснился сон, приятный и добрый. Во сне он не обливался потом и не страдал от укусов москитов, набросившихся на несчастных «экскурсантов» с наступлением темноты. Здесь не ныли запястья, не затекали ноги, не болела голова, не подташнивало от тоски и страха перед неизвестностью.

Снилась ему пустынная московская улица, пахнущая поздней весной, похоже, месяцем маем, ведь по обеим сторонам ее пышно цвела сирень. Легкий ветерок приносил свежесть и букет ароматов любимого города. Он шел по улице быстрым, уверенным шагом и даже во сне ощущал свою силу, легкость движений и сумасшедшее чувство свободы и юношеской радости жизни. Ему уже лет двадцать не приходилось испытывать подобного абсолютного, пьянящего восторга. А тут, во сне или полузабытьи, ощутил все, словно наяву.