Французов ручей

--Что с вами? -- прервав ее размышления, мягко спросил он. -- Надоело удить?

--Нет, -- ответила она, -- я вспоминала то, что услышала сегодня утром.

--Я так и подумал, -- сказал он. -- У вас очень встревоженный вид. Что же вы услышали?

--Вам нельзя здесь оставаться. Они о чем-то пронюхали. И хотят во что бы то ни стало вас поймать.

--Меня это не волнует.

--Поверьте, они настроены очень серьезно. Юстик -- опасный противник, не то что этот надутый болван Годолфин. Он действительно лелеет надежду вздернуть вас на самом высоком дереве.

--Какая честь!

--Зря смеетесь. Вы, видимо, считаете, что я, подобно многим женщинам, готова впасть в панику по любому пустяку?

--Я считаю, что вам, как и многим женщинам, свойственно слегка преувеличивать факты.

--А вы предпочитаете их вообще не замечать?

--А что еще мне прикажете делать?

--Прежде всего соблюдать осторожность. Юстик говорил, что местные жители догадываются о вашем убежище.

--Возможно.

--Но ведь в конце концов кто-нибудь из них может проговориться, и тогда они устроят в ручье засаду.

--Я к этому готов.

--Готовы? Но как? Что вы можете сделать?

--Разве Юстик и Годолфин сообщили вам, как они собираются меня ловить?

--Нет.

--Вот и я не стану рассказывать, как я намерен от них ускользнуть.

--Неужели вы думаете, что я...

--Я думаю, что вам пора вытаскивать удочку -- у вас клюет.

--Это вы нарочно придумали.

--Ничего подобного. Если не хотите, дайте мне.

--Нет-нет, я буду вытаскивать.

--Тогда начинайте потихоньку подтягивать бечеву.

Дона машинально, без всякой охоты взялась за бечеву, но, почувствовав на другом конце тяжесть, заработала быстрей. Мокрая бечева витками ложилась ей на колени и на босые ступни. Она оглянулась и, улыбнувшись ему через плечо, прошептала:

--Она там, на крючке, я чувствую, как она бьется.

--Главное, не спешите, -- спокойно ответил он, -- а то сорвется. Вот так, а теперь медленно подводите к лодке.

Дона не слушала его. Она вскочила, на секунду выпустив бечеву из рук, снова схватила ее и дернула что было сил -- у поверхности воды мелькнул белый рыбий бок, затем бечева внезапно ослабла, рыба вильнула в сторону и ушла на глубину. Дона огорченно вскрикнула и с обидой взглянула на него.

--Сорвалась, -- проговорила она. -- Какая досада!

Он посмотрел на нее и рассмеялся, тряхнув головой.

--Не стоит так волноваться.

--Вам хорошо говорить, -- ответила она, -- а я уже чувствовала, как она трепыхается на крючке. Мне так хотелось ее поймать!

--Поймаете другую.

--У меня вся бечева запуталась.

--Давайте я распутаю.

--Нет... я сама.

Он снова взялся за удочку, а она разложила на коленях влажный, спутанный клубок и попыталась развязать бесчисленные узелки и петельки, но, чем больше старалась, тем сильней их запутывала. Вконец раздосадованная, она хмуро посмотрела на него. Он не глядя протянул руку и переложил клубок к себе на колени. Она ожидала, что он будет над ней смеяться, но он молча принялся разматывать клубок, осторожно вытягивая длинную мокрую бечеву, а она откинулась на борт и стала следить за его работой.

Небо на западе зарделось яркими полосами, на воду легли золотистые пятна. Река с тихим журчанием обтекала лодку и неслась дальше, к морю.

Чуть ниже по течению семенил вдоль берега одинокий козодой. Неожиданно он поднялся в воздух и, коротко свистнув, скрылся из глаз.

--Скоро мы будем ужинать? -- спросила Дона. -- Вы обещали, что разожжете костер.

--Ужин нужно сначала выловить, -- ответил он.

--А если мы ничего не выловим?

--Значит, и костра не будет.

Она замолчала. Он продолжал работать, и вскоре бечева, словно по волшебству, ровными и аккуратными кольцами легла на дно лодки. Он перекинул ее за борт и подал ей конец.

--Спасибо, -- удрученно пробормотала она, робко глядя на него. В глазах его мелькнула знакомая затаенная улыбка, и, хотя он ничего не сказал, она поняла, что улыбка предназначена ей, и на душе у нее сразу сделалось легко и весело.

Они продолжали удить. Где-то вдали, на другом берегу, выводил свою задумчивую нежную прерывистую песенку дрозд.

Дона сидела рядом с французом и думала о том, что ей еще никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас. Благодаря его присутствию, благодаря окружающей их тишине тоска, вечно терзающая ее и поминутно рвущаяся наружу, наконец улеглась. Состояние это казалось ей странным и необъяснимым. Привыкнув жить в водовороте звуков и красок, она чувствовала себя околдованной, опутанной какими-то чарами, но не враждебными, а добрыми и привычными, словно она наконец попала в то место, куда давно стремилась, но никак не могла попасть -- то ли по беспечности, то ли по неведению, то ли просто по досадному стечению обстоятельств.

Она понимала, что ради этого спокойствия, ради этой тишины она и уехала из Лондона и именно их надеялась обрести в Нэвроне, но понимала также и то, что в одиночку ей это ни за что не удалось бы: ни лес, ни небо, ни река не могли ей помочь, и только когда она была рядом с ним, видела его, думала о нем, спокойствие ее становилось глубоким и нерушимым.