Вот это-то продолжение политики «умиротворения», множившее и без того огромное число жертв, ставили и ставят до сих пор в упрек де Голлю как отдельные историки, так и немало соотечественников, проживавших в обеих странах. Поскольку он стал президентом под лозунгом «Алжир — французский!» и горячо поддерживался военными и колонистами, то критики его политики считали, что он является марионеткой ультраправых генералов. И именно в угоду им еще осенью 1958 г. де Голль пообещал крупное военное наступление на партизан. Оно действительно началось, но в феврале следующего года. Была проведена серия боевых операций во всех районах Алжира, в результате которых до конца 1959 г. армия ФНО потеряла больше людей, чем за все предыдущие 4 года войны. По мнению канадского исследователя Эрика Улле, уже только на основании этого можно было считать, что к 1960 г. французы одержали военную победу в масштабах всей страны. Военную, но не политическую. И в отличие от ультраправых генералов, де Голль хорошо это понимал и потому предлагал уже указанные здесь мирные варианты разрешения конфликта, к сожалению, не принятые руководством ФНО. Поэтому продолжая политику «умиротворения», он вовсе не шел на поводу у генералов, а вынужден был считаться с объективной ситуацией, сложившейся в колонии. В действительности же, по словам Дмитрия Назарова, де Голль считал, что «алжирскую проблему решить марш-броском нельзя» и «даже если сейчас будет одержана победа, война не кончится». И потому упорно продолжал искать мирные пути урегулирования, одним из которых стали его переговоры с лидерами ФНО.
Эти переговоры и последовавшее в результате их признание права Алжира на самоопределение (16 сентября 1959 г.), а затем и его независимости от Франции считаются еще одним «грехом» де Голля. После сентябрьского заявления отношение к президенту со стороны ультраправых и «черноногих», посчитавших его действия предательством, резко изменилось. Историк Алексей Беляев пишет: «Тот самый де Голль, которого буквально за несколько месяцев до этого воспевали, как великого победителя и человека, который может навести порядок во Франции, превратился в объект охоты со стороны французских националистов. Он превратился в человека ненавидимого, но у него нашлось достаточно мужества и личной силы, чтобы противостоять этим нападкам и довести свой курс до конца».
Чаще всего президента упрекают в том, что по его вине пострадали сотни тысяч франко-алжирцев и харки: «Де Голль и левые, — пишет А. Б. Широкорад, — предали 1200 тысяч французов, живших многие десятилетия в Алжире». Надо сказать, что это мнение разделяет сегодня немало исследователей. К примеру, Лев Вершинин так характеризует события, связанные с получением Алжиром независимости: «Переговоры де Голля с ФНО завершились в марте 1962-го в Эвиане — практически капитуляцией, не менее позорной, чем трагедия 1940-го. Даже более. Ибо на сей раз великую державу поставила на колени не инфернально зловещая сила, а стайка уже загнанного в угол зверья и собственное ничтожество. Алжир получил независимость. Поселенцам дали выбор: покинуть прадедовский кров, забрав с собой лишь то, что можно было увезти, или принять алжирское гражданство и стать арендаторами. За год уехали около полутора миллионов человек, из них треть — «лояльные» мусульмане, понимавшие, что оставаться на родине им нельзя (к слову сказать, благородство де Голля этим и ограничилось: «офранцуженным» дали приют, но никаких мер по их обустройству не приняли, и бывшие надежные друзья превратились в презираемых всеми клошаров)». Более того, историк убежден, что именно эти действия де Голля привели к возникновению новой террористической организации, оставившей кровавый след в истории обеих стран. Вот что он пишет по этому поводу: «Уже в то время он (де Голль. —