Французская няня

Прошло еще несколько месяцев, и наступил черед Анжелики и Максимильена: полные воодушевления, близнецы отбыли с родителями в Новый Свет. Их отец-маркиз вошел в компанию, учрежденную Виктором Шельшером, и был приглашен американскими аболиционистами на встречи в Луизиане и Флориде, а поскольку путешествие обещало быть долгим, он решил, что семья поедет с ним.

— Записывайте все новое, что увидите. Рисуйте, — советовал Гражданин Маркиз близнецам. — Потому что по возвращении вам придется объяснять, как он устроен, этот Новый Свет.

Последним был Морис. Он поехал с матерью в Санкт-Петербург, куда художницу пригласили написать портреты царицы и ее фрейлин.

Таким образом, у Гражданина Маркиза осталось только два ученика — Туссен и Софи. Адель была еще слишком мала для настоящих занятий, хотя Селин и обучала ее для развлечения басням Лафонтена — девочка выучила их наизусть и декламировала, сопровождая очаровательными жестами.

13

Мирное течение жизни было однажды нарушено запиской от месье Эдуара, давшего о себе знать впервые с момента ухода. Записка была адресована Селин. Даже спустя годы Софи помнила ее наизусть.

Она начиналась без предисловий и без каких бы то ни было намеков на прошлое:

Мадам, я проездом нахожусь в Париже и желаю встретиться с Аделью. Я узнал, что Вы по-прежнему живете на бульваре Капуцинов, но в мои намерения не входит наносить Вам визит или встречаться лично с Вами в любом другом месте. Завтра в три часа пополудни Вы отправите девочку в сопровождении не знакомого мне лица в «Отель испанской короны». Я не задержу ее надолго.

— Я бы не стала ее посылать, — сразу сказала Софи.

— И я, — присоединился к ней Туссен.

— И я, — высказался крестный. — Кроме всего прочего, этому господину стоит поучиться просить с любезностью, а не приказывать.

Но Селин ответила:

— Это ее отец. Я не имею права мешать ей познакомиться с ним.

В течение двух лет англичанин вызывал Адель еще трижды — таким же образом, всякий раз в разные гостиницы. Он осматривал ее и отпускал через несколько минут с подарками — дорогими платьями, сладостями, игрушками.

Затем месье Эдуар снова исчезал, и, судя по всему, никто из проживающих на бульваре Капуцинов по нему не скучал. Спустя несколько месяцев игрушки, подаренные Адели отцом, ломались, а шелковые и бархатные платьица с кружевами и оборками становились ей малы.

Месье Жоливе продолжал приходить. Сейчас, когда Селин уже не нуждалась в частных и тайных уроках, поскольку ходила заниматься в театр вместе со всеми балеринами, старый учитель обучал танцам Софи и Туссена. Вовсе не затем, чтобы эти двое непременно посвятили жизнь танцам, но чтобы они выглядели достойно, если пожелают участвовать в больших балах, которые устраивались в элегантных аристократических домах; или в маскарадах, которые в дни карнавала давали в театре Опера; или, наконец, в публичных балах, таких как Мабиль или Ла Шомьер, куда приходили студенты и швеи. Вскоре после четвертого дня рождения Адели в Париж в ореоле славы и сплетен приехал венский композитор Иоганн Штраус, под музыку которого вот уже несколько лет вальсировала вся немецкая и австрийская молодежь. Вальс мгновенно завоевал и французов, и композитор Берлиоз заявил, что нет на свете музыки, подобной венской. Даже Адель захотела научиться танцевать вальс и после нескольких уроков с месье Жоливе стала самой легкой, изящной и неутомимой балериной на бульваре Капуцинов. Смотреть, как она порхает по залу под руководством старого учителя, было сплошным удовольствием, а Софи и Туссен аккомпанировали ей в четыре руки на фортепиано.

Месье Жоливе из поездки в Грас привез подарок для Селин — мешок высушенной лаванды для белья. Этот мешок, сшитый из крепкой прованской ткани, формой и размером был в точности как полугодовалый младенец, и Адель немедленно его присвоила. Так как младенец был голенький, а ткань, служившая ему кожей, была синяя и с мелким желтым узором, Адель попросила, чтобы ей отдали для него ее собственные младенческие платьица; и хотя ни локонов, ни косичек у куклы не было, Адель объявила, что это девочка. Прежде всего она натянула на синюю с желтым лысую голову кружевной чепчик, в котором она сама была изображена на висевшем в гостиной портрете. А потом неумелыми ручками стала одевать свою новую куклу.

— Будь внимательнее! Ты надеваешь ей штанишки наизнанку! — прикрикнула на нее Соланж, которая терпеть не могла беспорядок.

Услыхав эти слова, Адель залилась веселым смехом.

— Штанишки наизнанку! Как у доброго короля Дагобера.

Нет во Франции ребенка, от принца королевской крови до уличного мальчишки с улицы Маркаде, который не знал и не распевал бы эту непочтительную песенку восемнадцатого века.