Французская новелла XX века. 1900–1939

— Право, как странно! Оказывается, мне до сих пор неприятно видеть, что ты небрежно одет.

Они уже не испытывали неловкости.

Он рассказал ей обо всем, что произошло с ним за эти восемь лет, как рассказывал когда-то о том, что происходило за день.

Спустя год после развода он женился вторично. Теперь у него двое детей, две девочки. Старшей шесть лет, младшей — пять. Служит он все там же. Живет в Сен-Мандэ. Когда они сегодня встретились, он шел на вокзал, к поезду Венсеннской железной дороги. Сказав это, он, в сущности, рассказал ей о себе все. И умолк.

Любопытная, однако, вещь! Чем дольше он на нее смотрел, тем больше убеждался, что в свое время так толком ее и не разглядел. Когда они были женаты, он был убежден, что у нее голубые глаза. А когда вспоминал о ней после развода, то, неизвестно почему, ему начинало казаться, будто глаза у нее серые, даже светло-серые; чудесные глаза, право же, по ним сразу видно, что она умница. Он поделился с нею своими мыслями. Она засмеялась и пошутила:

— Вот видишь, ты никогда не понимал и не ценил меня.

Ей было интересно все, что его касалось. Чтобы получить еще более полное представление о его жизни, она спросила:

— Ну, а твоя жена, какая она?

— Что я могу тебе сказать, Алиса? — проговорил он, немного помолчав. — У человека бывает только одна настоящая жена — первая. А во второй раз женишься лишь для того, чтобы у тебя был дом, дети.

С какой грустью произнес он эти слова! Как могли бы они быть счастливы, если б она тогда захотела! И он заговорил об этом. Так прямо и сказал:

— Ах! Зачем ты меня обманула!

Он ведь хорошо ее знал, в последнюю пору их совместной жизни он постоянно замечал, что она упорствует во зле и тщится непременно доказать, что права. А теперь — странная вещь! — она вдруг ответила мягко и доверительно:

— Ну как же ты не понимаешь? Ведь я была на целых восемь лет моложе. А в молодости все мы глупы!

Она была с ним очень мила, совсем как в первую пору их брака, когда она была так добра и так легко отзывалась на добрые чувства. Он спросил:

— А как ты жила все эти восемь лет?

— Милый, разве надо рассказывать тебе об этом? — ответила она. — Ты ведь и сам понимаешь, какую жизнь ведут разведенные женщины.

И тогда он пробормотал:

— Одно только меня утешает, Алиса: я вижу, ты ни в чем не нуждаешься.

Они сидели за столиком, друг против друга, как два добрых приятеля, которые вместе о чем-то грустят. Она извинилась перед ним:

— Не сердись, что я была так неприветлива, когда ты заговорил со мной. Это я из гордости. Право же, было бы гораздо лучше, если бы я тебе не ответила. Сам видишь, мы совершили ошибку. И теперь будем горевать, вспоминая о прошлом.

Впрочем, долго беседовать они не могли. Часы на стене уже показывали половину восьмого. Она не хотела, чтобы у него были из-за нее неприятности. И сказала:

— Я тебя дольше не удерживаю, Поль. Твоя жена станет беспокоиться.

Он ответил:

— О да! Бедняжка беспокоилась бы еще больше, если бы знала, о чем я думаю в этот вечер.

Они обменялись рукопожатием, как два товарища, которым в жизни не повезло.

МАКС ЖАКОБ (1876–1944)

Родился в семье антиквара из города Кемпер. В Париже, в среде художников и поэтов, юный Жакоб прославился эксцентрической манерой поведения. Он блистал парадоксами, балагурил, любил всевозможные розыгрыши. Пересмешник и весельчак, Жакоб артистично отмахивался от назойливой буржуазной вульгарности и самодовольства. Глубинную суть его натуры ценили Аполлинер и Пикассо, верные друзья Жакоба. Личность поэта — создателя «Бурлескных и мистических сочинений брата Матореля» (1912) и каламбурного «Рожка с игральными костяшками» (1917), притягивала всех, кто сумел разглядеть за маской острослова и мистификатора грустное лицо подвижника, преданного искусству и всерьез озабоченного человеческими бедами. Волшебный дар Жакоба художественно преображать мир воплотился в его детских сказках. Его фантазия жизнерадостна, затейлива и прихотлива.