Французская новелла XX века. 1900–1939

Реми родился в Бургундии, в крестьянской семье. Много пет служил на железной дороге. На исходе 20-х годов сблизился с группой псевдопролетарских писателей, в начале 30-х — размежевался с ними и в 1932 году вступил в Ассоциацию революционных писателей и художников Франции. Член ФКП, печатался в «Юманите» и в еженедельнике Народного фронта — «Вандреди».

Под воздействием идей и опыта Октябрьской революции Реми смог увидеть жизнь бедноты в иной социальной перспективе, нежели его учитель Ш.-Л. Филипп. В первой повести Реми — «Клиньянкурские ворота» (1928) — отчетливо прозвучала альтернатива — безвольно влачить существование «на дне» жизни или же противостоять враждебным обстоятельствам. В рассказе «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (1929) Реми иронизирует над буржуазной кичливостью, высокомерием и эгоизмом. Герои сюжетно связанных между собой романтических повестей «У старого бочара» (1931) и «Святая Мария-заступница» (1932), возрождающих традиции Жорж Санд, наперекор косной среде хранят верность своему призванию, несут людям радость. Герой романа «Великая борьба» (1937), воодушевляемый пролетарской солидарностью в эпоху Народного фронта, обретает веру в правое дело угнетенных и способность сражаться.

В послевоенные годы Реми увлекся мастерством клоунады, историей цирка и жизнью его артистов (эссе «Клоуны», 1945; роман «Цирк счастливой судьбы», 1949), а также виртуозами пантомимы («Жорж Ваг», 1964). Искусство, по убеждению Реми, ободряет людей в их борьбе за равноправие и человеческое достоинство. Образ поэта-коммунара Ж.-Б, Клемана воскрешается им в книге «Время вишен» (1968).

Tristan Remy: рассказ «Proletaires de tous les pays, unissezvous!» («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», 1929.

Рассказ «38-й из 9-го барака» («Le 38 du 9») опубликован в еженедельнике «Monde» 14 ноября 1931 года, № 180.

В. Балашов

38-й из 9-го барака

Перевод А. Лавровой

Больница стояла за городом, на склоне голого холма, где раньше росли только крапива да чертополох и куда ходили гулять парочки: колючки их не смущали.

Изрытый, заваленный мусором, летом этот пустырь принимал все же приветливый вид: солнце сияло в черепках битой посуды, и все живое трепетало, опьяненное простором и покоем.

Но вот однажды пустырь сровняли, убрали мусор. Вдоль длинной аллеи, посыпанной шлаком, выстроились в форме гигантского креста наспех сколоченные бараки, со всех сторон окруженные дощатым, выбеленным известью забором.

Все здесь было белым: бараки, кровати, тумбочки, халаты сестер и врачей. И всякий, кто попадал в больницу, знал, что он обречен жить здесь годами, если только сразу не умрет. Немногие ходячие больные неподвижными пятнами застыли на своих койках или на стульях перед раскрытыми окнами. Другие, лежачие, приговоренные к медленной смерти, сливались с белизной простынь и подушек. Каждый старался съежиться, спрятаться, чтобы хоть как-то уйти от этой гнетущей действительности.