Французская революция: история и мифы

Интерпретация Кошеном проблемы «Масоны и Революция» принципиально отличалась, таким образом, от предшествующих трактовок, поскольку историк рассматривал движение «вольных каменщиков» в основном как социологический феномен и фактически абстрагировался от специфических особенностей масонской идеологии. Однако новизна предложенного им подхода не была по достоинству оценена мэтрами «классической» историографии. Правые взгляды Кошена уже сами по себе оказались для них достаточно сильным раздражителем, чтобы обрушиться на его концепцию с резкой критикой, причем не слишком обоснованной. Так, по мнению А. Олара, Кошен «оживил старый тезис аббата Баррюэля, будто Революция вышла из лож. Тот факт, что Людовик XVI и два его брата были франкмасонами, заставляет задуматься, насколько обоснован данный тезис. Но автор рассуждает без учета фактов, не ссылаясь или почти не ссылаясь на них»[501]. Опровергают ли эти аргументы концепцию Кошена? Едва ли. Обвинение его в «баррюэлизме» абсолютно беспочвенно, поскольку он сам отрицал научную ценность теории «заговора». Ссылка на принадлежность к масонству монарха и его братьев также направлена мимо цели. Этот довод выглядел бы эффектно, если б речь шла именно о «заговоре»: в самом деле, против кого конспирировать масонам, ежели и король в их числе?! Однако для предложенного Кошеном подхода вопрос о личностях не имел сколько-нибудь серьезного значения. Исследователя интересовали, прежде всего, социологические процессы — внутренняя динамика функционирования демократически организованных ассоциаций, на которую не влиял социальный статус их отдельных членов. Гораздо весомее выглядит аргумент о недостаточной фактологической базе концепции Кошена. Его книга «Революция и свободомыслие», с рецензией на которую и выступил Олар, действительно представляла собой всего лишь теоретическую часть большого исследования, оставшегося незавершенным из-за преждевременной смерти автора, а потому содержала минимальное количество ссылок на конкретные факты.

Данный аспект был подмечен и другим, не менее критично настроенным рецензентом этой книги — признанным лидером социалистической историографии Революции А. Матьезом. По его словам указанная работа «содействует развитию не истории, а лишь философии и социологии». Подчеркивая далее, что Кошен в подтверждение своего тезиса о ведущей роли «обществ мысли» в подготовке Революции почти не привел ни текстов источников, ни фактов, Матьез вкратце изложил своё видение проблемы: «Кошен, видимо, и не догадывался, что ложи до 1789 г. были далеки от того, чтобы стать „обществами мысли“, напротив, они являлись обществами пьянства и развлечений. Кроме того, разные ложи придерживались ритуалов или, скажем так, систем прямо противоположных. Они не имели между собой ничего общего, кроме того, что одинаково пополнялись выходцами из богатых классов. Они отправили в эмиграцию наиболее значительную часть своих членов. Их политическая роль была ничтожна»[502]. Как видим, интерпретация Матьезом истории масонства практически полностью повторяла то, что писал на сей счет ещё Мунье. Впрочем, пока спор шел на уровне абстрактных формул, подобная трактовка выглядела достаточно убедительной. По крайней мере, по сравнению с теорией «заговора». Что же касается предложенного Кошеном нового подхода, то его правомерность ещё требовалось доказать путем конкретных исследований.