Вообще, где бы он ни был, генерал Бонапарт не забывал о пропаганде, о журналистах и художниках. Сражение при Лоди, которое во многом способствовало зарождению наполеоновского мифа, было запечатлено на многочисленных гравюрах. Известный французский историк Жюль Мишле писал: «В моем детстве и до 1814 года на бульварах и на набережных – везде я видел мост Лоди. А на этом мосту со знаменем в руке – Бонапарта, которого там не было».
После встречи с Наполеоном в Милане Антуан Гро создает свое знаменитое полотно «Бонапарт на Аркольском мосту». Художнику блестяще удалось передать образ молодого полководца – с саблей в одной руке и со знаменем в другой, устремленного вперед, к победе, и с некоторым укором оглядывающегося на тех, кто недостаточно быстро следует за ним. Портрет был заказан самим Бонапартом, который для него позировал. При этом ситуация с Аркольским мостом во многом напоминает историю с мостом Лоди: в том числе и тем, что героем, увлекшим за собой войска, был вовсе не Бонапарт, а другой человек – генерал Ожеро. И вновь реальный ход битвы никак не повлиял на складывающуюся иконографическую традицию – в глазах французов Бонапарт навсегда останется отважным генералом, ведущим за собой войска. Точно таким же он и предстанет на созданной несколько позднее картине Жака Луи Давида «Бонапарт на перевале Сен-Бернар».
Во время Итальянской кампании впервые появляется и типичное для наполеоновской пропаганды сравнение Бонапарта с античными героями, которое должно было внушить читателям, что он превосходит даже великих людей прежних эпох. Эпиграфом к первому номеру «Газеты Бонапарта и добродетельных людей» стали слова: «Ганнибал спит в Капуе. Бонапарт не дремлет в Мантуе». Впрочем, в одной из ведущих парижских газет в начале февраля 1798 года Бонапарта превозносили даже более того: «Генералы почти все герои, офицеры, солдаты ведут себя как герои. Бонапарт – полубог, явившийся, чтобы одержать победу ‹…› и показать нам, чего стоит мудрость, соединенная с достоинствами».
Покоряя Италию, Бонапарт постоянно заботился о том, чтобы Париж мог по праву претендовать на звание культурной столицы мира. Во Францию отправлялись книги и рукописи, полотна Тициана и Рубенса, Микеланджело и Леонардо да Винчи. При этом генерал делал все, чтобы не дать забыть о своих заслугах. В обращении к войскам после взятия Мантуи 10 марта 1797 года, перепечатанном многими французскими газетами, говорилось:
Контрибуции, наложенные на завоеванные вами страны, позволили кормить, содержать и платить армии на протяжении всей кампании; кроме того, вы отправили министру финансов тридцать миллионов, чтобы помочь казначейству. Вы обогатили парижский музей более чем тремя сотнями экспонатов, шедеврами древней и новой Италии, на изготовление которых потребовалось тридцать веков.
В результате к 1799 году Бонапарт обладал репутацией победителя и человека, который уже не раз спасал Францию.
Главнокомандующий покидает армию
Со временем Бонапарт осознал, что Египетский поход, который должен был стать важнейшим этапом его карьеры, не принесет ему славы. Летом до него стали доходить сведения о поражениях французских войск в Италии. Пребывание в Египте превратилось в пустую трату времени, и командующий принял решение бросить армию и вернуться во Францию с горсткой приближенных офицеров, передав руководство войсками генералу Клеберу. 22 августа Бонапарт, попросив, чтобы несколько дней его отъезд сохраняли в тайне, сел на корабль. Ряд командиров, включая Клебера, который узнал о своем назначении лишь из письма Бонапарта, были в шоке, обнаружив, что командующий фактически дезертировал. Один из генералов несколько месяцев спустя писал Баррасу о том, в каком состоянии осталась брошенная полководцем армия: