Французская революция

Признаюсь, гражданин Директор, я не мог поверить, что Бонапарт покинул нас в том положении, в котором мы находимся: без денег, без пороха, без ядер, а часть солдат и без оружия. Александрия – это большой укрепленный лагерь, в котором нет и половины необходимых для его защиты орудий; [форт] Лесбе, возле Дамьетты, едва прикрыт оградой; часть стен Эль-Ариша того и гляди сама рухнет, а долги огромны. Более трети солдат армии вышли из строя в результате чумы, офтальмии и военных действий. Оставшиеся почти раздеты, выданная в прошлом году одежда из хлопка в лохмотьях…

Дальнейшая судьба этой армии была печальна. Клебер смог навести порядок, отразить наступление турок, наладить снабжение, подавить восстания местного населения и договориться с англичанами о том, что оставшиеся в живых будут эвакуированы во Францию, но пал от руки мусульманского фанатика. Многие современники полагали, что это убийство было инспирировано Бонапартом, не желавшим скорого возвращения в страну свидетелей его провала. Тем не менее в августе 1801 года армии все же пришлось капитулировать перед объединенным натиском английских и турецких войск, после чего оставшиеся в живых солдаты и офицеры отправились на английских кораблях во Францию.

Возвращение Бонапарта

18 сентября Шарль-Фредерик Рейнар, бывший тогда министром иностранных дел, написал Бонапарту письмо, извещавшее о том, что Директория поручила ему начать переговоры с Османской империей. В этом послании, в частности, говорилось, что члены Директории «сожалеют о вашем отсутствии и горячо желают вашего возвращения». Правительство фактически давало командующему карт-бланш: «Для того чтобы ускорить и обеспечить ваше возвращение, вам разрешено использовать все военные и политические способы, которые подскажут ваши таланты и ход событий». Впрочем, о том, чтобы бросить солдат в Египте, в тексте не было ни слова.

Когда в Париже стало известно, что Бонапарт высадился во Франции, генерал Моро, только вернувшийся из Италии, на встрече с Сийесом заявил, что этот человек совершит переворот гораздо лучше, чем он сам. Парадокс заключался в том, что ситуация в стране быстро менялась. Оставалось все меньше шансов выдать Бонапарта за «спасителя», поскольку Францию уже почти не от чего было спасать. В первой декаде сентября до Парижа дошли вести о победах в Голландии и успехах Массена в Италии. К середине осени стало понятно, что и роялисты упустили свой шанс: они так и не смогли нанести решающий удар по Республике. Людовику XVIII не удалось добиться такой координации усилий, чтобы восстание произошло одномоментно, – монархисты в различных регионах страны по большей части действовали сами по себе. Контрреволюция начала захлебываться.

Утром 16 октября Бонапарт вернулся в Париж. Поначалу ходили разговоры о том, что его могут арестовать за самовольное оставление армии, однако, после того как публика встретила генерала с большим энтузиазмом, на волне которого его брата Люсьена избрали председателем Совета пятисот, Директоры отказались от планов ареста. На торжественном заседании председатель Директории Гойе поцеловал его от имени коллег, а генерал в ответ заверил, что обнажит шпагу лишь ради защиты Республики.

В те дни Бонапарт еще не знал, какую сторону выбрать, и пытался остаться над политической борьбой. «Я принадлежу нации», – любил повторять он. Генерал попытался договориться с Баррасом о том, чтобы войти в Директорию вместо Сийеса, но Гойе и Мулен побоялись, что они от этого ничего не выиграют. Сближаться с Сийесом генерал опасался, поскольку понимал, что это повлечет за собой разрыв с неоякобинцами. Еще не решив, что он будет делать, Бонапарт стремился заручиться любой поддержкой: он даже нанес визиты мадам Гельвеций и маркизе де Кондорсе.