В попытке справиться с накопившимися проблемами депутаты решили вернуться к экономическому либерализму и отказаться от регулирования экономики. Они надеялись, что благодаря этому хозяйственные связи начнут восстанавливаться и снабжение городов улучшится – уже на рыночной основе. В октябре – ноябре отменили монополию внешней торговли, а 4 нивоза III года (24 декабря 1794 года) был упразднен и максимум.
В долгосрочной перспективе эти меры были абсолютно правильными, разумными и даже неизбежными, однако в краткосрочной они привели к росту цен и к необходимости для государства платить за товары (в том числе и при снабжении армий) не по фиксированной, а по рыночной цене. В тяжелой экономической ситуации это неотвратимо влекло за собой дополнительную эмиссию. Курс ассигнатов рухнул до 3–5 %. К тому же эти меры запоздали: поскольку их приняли зимой, они не привели к резкому улучшению ситуации со снабжением городов продуктами питания. Хотя пик продовольственного кризиса был пройден в феврале – марте 1794 года, то есть еще при монтаньярах, зима 1794–1795 годов выдалась для горожан тяжелой. В Париже даже депутаты Конвента ходили в гости со своим хлебом. Весной очереди в булочные стояли с раннего утра, а иногда для наведения порядка приходилось обращаться к военным. Вскоре курс ассигнатов опустился ниже 1 %: бумажные деньги окончательно обесценились.
Жерминальское восстание
К весне 1795 года недовольство бедных парижан политикой термидорианцев достигло пика. Еще недавно санкюлотам внушали, что они – «соль земли», именно благодаря им была взята Бастилия, именно они свергли монархию. Они привыкли открыто высказывать недовольство, влиять на развитие Революции, диктовать свою волю национальному представительству. Казни монтаньяров, ликвидация Коммуны Парижа, закрытие Якобинского клуба убеждали их в том, что былые времена сами по себе не вернутся. Их раздражали пирующие нувориши, «золотая молодежь», показное богатство. Французские армии одерживали победы, а Конституция 1793 года так и не была введена в действие. К тому же возникла угроза исключения из Конвента тех монтаньяров, которые более всего ассоциировались с политикой Робеспьера, – бывших членов Комитета общественного спасения Барера, Бийо-Варенна и Колло д’Эрбуа, а также одного из самых влиятельных бывших членов Комитета общей безопасности – Марка-Гийома Вадье. Конвент создал специальную комиссию для рассмотрения предъявленных им обвинений, которая 12 вантоза III года (2 марта 1795 года) признала их виновными. В результате четыре депутата были отданы под суд.
Покупать хлеб и другие предметы первой необходимости было все тяжелее. Парижане считали, что урожай 1794 года вполне хорош, а вот недостаток хлеба в булочных и плохое его качество – следствие недальновидной политики отменившего максимум Конвента, его неспособности наладить снабжение, действий скупщиков и спекулянтов. Доходило до того, что во всем этом видели преднамеренные действия контрреволюционеров, вынуждающие народ поддержать противников Республики. В начале марта санкюлоты пытались донести свои требования до депутатов; на улицах говорили, что им надо бы напомнить слова из Евангелия: «Если вы настоящие представители народа, скажите, чтобы камни сии сделались хлебами».
12 жерминаля III года (1 апреля 1795 года) санкюлоты перешли в наступление. Выступая перед Конвентом, делегация одной из парижских секций обрисовала картину того, что Конвент еще не сделал:
Не клялись ли вы [Франции] сделать ее свободной, мирной и счастливой? Выполнили ли вы свои обещания? Вдохнули ли вы душу и жизнь в республиканскую конституцию? ‹…› Завершено ли наше гражданское и уголовное законодательство? Пользуемся ли мы этим кодексом, который ваше усердие наметило, но ваша мудрость еще не довела до совершенства?
Получалось, что не сделано или не завершено практически ничего. Атака была поддержана монтаньярами, заявившими, что правительство финансирует «золотую молодежь», а «правительственные комитеты, организовав голод, совершают контрреволюцию». «Я заявляю всей Франции, что вы тираны!» – бросил в лицо депутатам один из них.