Французская революция

Не прошло и двух лет с момента создания Первой антифранцузской коалиции, как стало понятно, что, несмотря на то что против Франции воевала половина Европы, победить Революцию не удалось. Еще при монтаньярах Республике удалось переломить ситуацию на фронтах. Кампания 1794 года оказалась для коалиции еще более неудачной: союзники потеряли часть германских земель, а также Бельгию и Голландию, где была провозглашена Батавская республика. Перспектива очередного раздела Польши вместе с Российской империей отвлекала от войны Пруссию и Австрию. Коалиция начала разваливаться.

5 апреля 1795 года в Базеле Пруссия подписала с Республикой сепаратный мир; граница между ними прошла по Рейну. Одновременно велись переговоры с Австрией, а премьер-министр Англии Уильям Питт-младший с трудом противостоял намерениям парламента навязать аналогичное соглашение Георгу III. 22 июля в том же Базеле был заключен мир с Испанией: он стал прологом к подписанному 18 августа 1796 года и направленному против Англии Сан-Ильдефонскому договору, по которому Франция и Испания становились союзниками. В ответ Англия согласилась субсидировать Австрию; обе страны по-прежнему оставались движущими силами коалиции.

Как только Первая антифранцузская коалиция стала терпеть поражения, ее правительства осознали, что Республика представляет для них самую непосредственную угрозу, а добиться реставрации монархии можно лишь одним способом: сделав ставку на победу роялистов внутри страны. В результате отношение к союзу с роялистами стало меняться – в частности, Англия согласилась предоставить свои корабли для высадки французского принца на территории Франции. Но шанс на ведение совместных действий был уже упущен.

Веронская декларация

Узнав о смерти племянника, граф Прованский, находившийся тогда в Вероне, немедленно объявил о своем восхождении на престол под именем Людовика XVIII и принял специальное обращение к своим мятежным подданным, вошедшее в историю под названием Веронской декларации. Поражения и развал Первой антифранцузской коалиции, рост промонархических настроений во Франции, восстания против Конвента – все это приводило Людовика XVIII к мысли о том, что необходимо в очередной раз кардинальным образом пересмотреть стратегию контрреволюционного движения, главой которого он отныне стал. Ставка на интервенцию не сыграла, а это означало, что французы должны добиться реставрации монархии самостоятельно. Для этого требовалось скоординировать деятельность всех антиреволюционных сил и привлечь на свою сторону общественное мнение.

Рассматривая Революцию как «поток катастроф», король возложил вину за то, что французы, «свергнув алтари бога и трон королей, сделались несчастными», на членов Учредительного собрания («неверных уполномоченных, предавших ваше доверие»), якобинцев и монтаньяров («подозрительных и свирепых тиранов»), а также депутатов Конвента после Термидора («соперничающую клику, в чьи руки перешел окровавленный скипетр, которая, чтобы захватить власть и пожать плоды своих преступлений, скрылась под маской умеренности»). Революция окончится тогда, объявлял новый король, когда французы сами «отвергнут господство коварных и жестоких узурпаторов, которые сулили счастье, но принесли лишь голод и смерть»; когда они вернутся к католической религии, «снискавшей Франции благословение небес»; когда восстановят ту форму правления, «которая на протяжении четырнадцати веков составляла славу Франции и отраду французов».

Эта форма правления была обрисована королем весьма расплывчато: в Декларации упоминалось лишь о фундаментальных законах французской монархии, о католической религии, о сословиях. При этом не было ни слова о парламентах, гарантировалось равенство всех перед законом, равный доступ к государственным должностям. Наконец, провозглашалась и всеобщая амнистия, на которую республиканцы все никак не могли решиться. Король писал:

Мы не только не видим преступлений в простых ошибках, но и сами преступления, вызванные этими ошибками, заслуживают в наших глазах прощения. Все французы, которые, отвергнув пагубные взгляды, припадут к подножию нашего трона, будут нами приняты; все французы, единственная вина которых состоит в том, что они позволили себя увлечь, найдут в нас не непоколебимого судию, а полного сочувствия отца.

Единственным исключением были объявлены «цареубийцы» – те, кто голосовал за казнь Людовика XVI. Поскольку графа Прованского еще до Революции обвиняли в том, что он пытался подорвать авторитет королевской семьи ради восхождения на престол, иначе поступить он просто не мог.