Французский обиняк

— Это наше идиоматическое выражение. У вас нет такого, хотя вы и морская держава. Ну, примерно такое значение, как у Генри Лонгфелло: «ships that pass in the night»[280]. Короче говоря, я с вами в бирюльки играть не нанималась! Приносите настоящий материал в следующий раз. Нам нужна конкретика, например, данные по итогам работы Ливерморской лаборатории[281]с подробными научными выкладками и доказательствами.

— Так вы что, знаете? — вырвалось у Глена. В Вашингтоне, перед его отъездом в СССР, он при получении инструкций и последних указаний стал свидетелем телефонного разговора Кейси с кем-то из руководства Ливерморской национальной лаборатории им. Э. Лоуренса. После этой беседы, где звучали серьезные категории, директор ДЦР смущенно улыбнулся и в своей манере, проглатывая окончания слов, сказал:

— Глен, теперь вас можно лет на 50 посадить! Вы только что услышали то, что знают два человека. Президент Соединенных Штатов и я. Вот теперь и вы!

— Но я мало что понял! — покраснел от волнения Глен, хорошо понимая, что у Кейси слова не расходятся с делом.

— Вы слышали, что ядерная начинка не срабатывает, и придется возвращаться к химическим вспышкам для лазеров? — Директор загнул один палец. — Компьютерные программы заваливаются после прохождения третьего витка! — Он зажал еще один палец. — Подъемная сила не имеет запаса в пять тонн от полезного веса стартующей ракеты! — Последний, третий палец был загнут. Кейси показал кисть руки с загнутыми пальцами. — Этого вполне хватит!

— Но почему? — отчаянно спросил в конец перепуганный Глен.

— Если бы я тебя не знал тридцать лет, ты бы был в мешке для перевозки трупов. Потому что ты стал свидетелем того, что звездные войны — это миф, фикция, мистификация.

— Уильям, дружище, я и о звездных войнах знаю только по нашему бюллетеню!

— Пока так, но скоро мы начнем обрабатывать народное мнение, да так, чтобы все население страны поверило в нашу способность сделать непробиваемую крышу над всеми штатами, а после них в это поверит весь мир, а главное, СССР! И вот тогда начнется самое важное.

— Что же начнется? — автоматически переспросил Глен и понял, что допустил ошибку. Кейси как-то странно посмотрел на него, щелкнул пальцами и только сказал:

— Придет конец Советам!

— И что же мне теперь делать? — почти обреченно спросил Глен.

— Жить с этой государственной тайной, с величайшим секретом всех времен и народов!

Сложность этого короткого разговора с незначительными на первый взгляд репликами Глен осознал только значительно позже, когда прибыл в резидентуру разведки США в Москве. Теперь он хорошо знал, что висит на волоске, однако по мере развития политической ситуации как в мире, так и здесь, в Москве, он начинал себе задавать вопрос, а не был ли этот инцидент в кабинете ДЦР постановкой, бутафорией, чтобы донести через него истинное, нужное Кейси, действие. Может быть, зная, что Глен будет работать с русской высокопоставленной шпионкой, произойдет главное: Глен натурально провалится и скажет то, что составляло высшую государственную тайну. И тут же спрашивал себя: при каких обстоятельствах? Может, их подготовили для него?

Составляя шифровку для Кейси, Глен, стараясь правильно и точно передать итоги первой встречи с Каштан, вдруг понял, что его пытаются использовать «из глубины». Результатом было то, что она пошла на полный контакт, но сморозить такой обвал с документами его заставил Центр, словно пытался прощупать степень информированности Кремля. Просьба Каштан подготовить материалы по Ливерморской лаборатории означала, что разведка внимательно следит за всеми действиями Северной Америки и достаточно широко информирована, только не имеет документального подтверждения основных узлов проекта, если требует результатов научных и технологических работ.

— Доступ к научным разработкам мне не получить! Это недосягаемый, даже для меня, уровень!

— В таком случае у нас не остается ничего. О чем тогда говорить! — резко бросила Каштан. — Вы хотите получить нечто — за ничто!

Глен задумчиво смотрел на нее, для себя прикидывая варианты. Выбрал самый простой:

— На днях лечу в Вашингтон. Постараюсь привезти для вас кое-что!

Каштан пожала плечами и, закругляя встречу, бросила:

— Вольному воля, спасенному рай![282]

— Это как понимать?

— Запомните и дома посмотрите! Когда ждать вас?

— Через две, может быть, три недели! У себя в почтовом ящике найдете билет на оперу, там и увидимся.

Информация, полученная Гленом при этой встрече, определила направление дезинформации.

— Слушайте меня, Глен! — сказал ему Кейси, когда он прилетел на Рождество. — Это хорошо, что они затребовали от вас факты!

— Но, господин директор, это же высшие секреты, и вы сами предупредили меня об этом, когда попытались посадить на 50 лет.

Кейси восторженно засмеялся, словно Глен поделился с ним гениальным открытием:

— А что, если вы передадите ей данные по Ливерморской лаборатории, а потом я вас сажаю на 50 лет в подтверждение того, что вы выдали высшие секреты. А? Каково!

Глен поежился от такой перспективы и задал вопрос: