Французский Трофей 2. После войны

– Боюсь, как бы не споткнулся и не уронил меня, раздобревшую на пирожках, когда перенесет через порог. Все же у Этьена были травмированы ноги, – засмеялась Женя.

– Такого просто не может быть, любовь моя, – Этьен взял ее за руку и нежно коснулся губами кисти. – Ты хорошеешь с каждым днем. А мои ноги давно здоровы твоими стараниями.

– Ты меня идеализируешь, – хмыкнула она, погладив его по щеке. – В любом случае, осталось уже недолго.

После ужина все еще немного посидели в библиотеке, пока уставшая Женя не начала клевать носом. Этьен что-то живо обсуждал с Сашей и ее отцом.

– Я пойду спать, а ты, если хочешь, еще посиди, – она коснулась плеча жениха и пожелала всем доброй ночи.

– Я скоро приду, – пообещал он, поймав ее руку, чтобы поцеловать.

Но, когда буквально через полчаса он поднялся, Женя уже спала, так что он как можно тише умылся и устроился рядом с ней, чтобы не потревожить.

Глава 6

Хоть Женя спала крепко, но снились ей кошмары, большей частью про проведенную операцию. Она проснулась на рассвете, ощущая, как ее подташнивает от нервов, и не стала будить Этьена. Она боялась, что за ночь пациентке могло стать хуже. Так что Женя оставила Этьену записку и решила ехать в академию прямо сейчас, не дожидаясь завтрака.

К тому моменту встали только слуги, так что Дуняше все-таки удалось сунуть ей пару пирожков.

Провожая взглядом удаляющуюся всадницу, кухарка ее перекрестила и, ворча под нос про безголовость, пошла на кухню.

Женя добралась быстро, хоть в городе утром и царила суета, но зато в академии было тихо и спокойно. Она отыскала дежурную медсестру и спросила, как прошла ночь, слушая отчет, пока повязывала фартук и надевала рабочий халат.

– Все хорошо, Константин Евгенич, – ответила та, помогая ему завязать фартук. – С роженицей все хорошо. Ночью жаловалась, что шов болит, дали морфий, как Андрей Ионыч распорядился. Утром даже покормила немного. Молока еще немного, но будет.

– А дети как? – спросила она, и направилась лично проверить состояние роженицы. Та спала, но очень чутко, и проснулась, когда Женя вошла в палату.

– Доброе утро, я осторожно вас осмотрю, – сказала она и проверила ее состояние, швы, и прочее, попутно спрашивая о ее личных ощущениях. – Не стесняйтесь меня, я доктор в первую очередь.

– Что вы, доктор, я и не стесняюсь, – та выглядела все еще усталой, но счастливой. – После того, что вы сделали для меня и деток моих, можете хоть наизнанку меня вывернуть, если нужно.

Женя даже воздухом подавилась, ее воображение живо нарисовало картинку.

– Господь с вами, ничего такого не нужно.

– Ну и слава богу, – улыбнулась роженица и погладила ее по руке. – Какие у вас руки красивые… нежные. У врачей всегда так?

– Обычно от карболки они грубеют, – призналась Женя. – Но это не главное. Главное, что они умелые. Вам нужно отдыхать, медсестра подежурит с вами.

– Я отдыхаю, доктор. Спасибо вам, – еще раз поблагодарила она.

Когда Женя оставила медсестре поручения и пошла в кабинет, у дверей она встретила Андрея Ионовича.

– Что-то ты рано, душа моя! Случилось что?

– Вы тоже рано, – хмыкнула Женя, достав часы и сверившись. – Беспокоились за нашу пациентку?

– Не без того, – признался Михайловский, пропустив ее в кабинет перед собой. – А ты, значит, ее уже проверил? – догадался он.

– Сказать по правде, мне всю ночь кошмары снились, я встал на рассвете и сразу поехал сюда, – кивнула она. Медсестра уже несла им обоим чай, а Женя вспомнила о дуняшиных пирожках и достала их, попутно отчитываясь Андрею Ионовичу о состоянии их подопечной.

Михайловский тоже был не с пустыми руками – на выходе из дома Василий вручил ему корзинку, не переставая ворчать, что барин мог бы и дома позавтракать, так что натюрморт у них нарисовался красивый.

– Нельзя так глубоко в сердце пациентов принимать, Костенька, – вздохнул он, подсовывая Жене бутерброд с паштетом.

– Я знаю, на войне как-то легче было, хоть и странно об этом говорить, – ответила она. – Там совсем другое, а здесь обычные люди, у которых на нас вся надежда, и их спасать надо не от войны, а от несправедливости природы.

– Не нам судить о несправедливости природы, Костенька, – Андрей Ионович погладил ее по руке. – Вот представь, попадает тебе на стол человек с раной… ну пусть будет перелом. Конечно, ты его лечишь, так? А потом выясняется, что душегуб он, жену колотит, почем зря. Как быть, обратно ему руку ломать?

– Это трудный вопрос, Андрей Ионыч, – призналась Женя. – Даже не уверен, что у меня есть однозначный ответ на него.

– Вот именно, Костенька, вот именно, – закивал Михайловский. – Поэтому думай о том, что подвластно именно тебе, делай то, что в твоих силах.

Женя улыбнулась ему и кивнула, и некоторое время они просто завтракали в приятной тишине, обдумывая грядущие дела.

– Так, пока у нас с утра нет ничего срочного, я, пожалуй, займусь отчетом об операции, – предложила она.

– Ты уверен, что тебе нужно быть сейчас здесь, а не к свадьбе готовиться? – все же уточнил Андрей Ионович, подлив им еще чаю.