Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы

Сестра недоверчиво нахмурилась, но разрешила, хотя сразу же сказала, что это бесполезно. Однако это сработало. Кристофер начал сосать, а сосание заставило его глотать. Автоматический рефлекс пробудился. Сестра не поверила, и Барбара показала ей. Это был грандиозный прорыв.

Кристофер пробыл в коме четыре месяца – это были самые долгие четыре месяца в моей жизни. Никогда не забуду день, когда он очнулся. Его перевели в Роял-Фри, больницу в Хампстеде. Когда я приехала туда в первый раз, Кристофер плакал. Похоже, он почувствовал, что находится в новом месте, и ощутил неуверенность и неопределенность. Когда близкие плачут, мы всегда расстраиваемся, но тогда я пришла в восторг. Значит, он что-то чувствует! Он что-то ощущает!

Я принялась укачивать и утешать его. Я заговорила о машинах – ведь он их так любил. Я чувствовала себя очень глупо, но все же сказала:

– Ну же, перестань плакать! Ты должен выйти отсюда! Обещаю, как только ты придешь в себя, я прокачу тебя на машине! Какую ты хочешь?

Конечно, ответа я не ждала. Но он ответил. Первым словом, которое он произнес после катастрофы, стало «Ламборгини».

Я ушам своим не поверила. Я много месяцев разговаривала с ним, не слыша в ответ ни слова. И вдруг он попросил спортивную машину! Я никогда в жизни не была так счастлива! В тот момент я поняла, что с Кристофером все будет хорошо.

С того момента он стал медленно возвращаться к жизни. Сознание к нему вернулось, но его тело забыло, как действовать. Все было мучительно медленно – слова формировались медленно, мышцы пробуждались медленно, связи между мозгом и телом образовывались медленно. Ему нужно было заново учиться ходить, но в тот момент мы об этом не думали. Тогда все казалось неважным. Произошло чудо – он открыл глаза и понял, что с ним происходит.

Дети были вне себя от радости. Колин гордился моими усилиями. Мы оба были бесконечно благодарны Барбаре и всем друзьям, которые нам помогали, – от принцессы Маргарет и Найджела Напье, которые, несомненно, спасли жизнь Кристофера, до военного хирурга, сделавшего операцию, и всех врачей, сестер и друзей, которые помогали нам неделю за неделей.

Как только стало ясно, что Кристофер достаточно окреп, к работе приступила Диана Ломакс, выдающийся физиотерапевт. Она научила Кристофера пользоваться собственным телом. Ему помогала целая команда, но до прогулок было еще очень далеко. Кристофер не поддался депрессии. Он сохранял энтузиазм и никогда не терял чувство юмора. Все его обожали.

Кристофер несколько месяцев провел в центре реабилитации в Барнсе, а потом его перевели в военный центр в Хедли-Корт – военный хирург, который оперировал его в Белизе, хотел поддержать своего пациента. Мне помогали все. Родители Хелены Бонэм Картер, Раймонд и Елена, очень меня поддержали. В 1979 году Раймонд пережил операцию по удалению опухоли мозга, из-за которой его парализовало. Их поддержка была бесценной, потому что я не знала никого, кто пережил бы нечто подобное.

Прошел почти год, прежде чем координация движений у Кристофера нормализовалась. Он вернулся домой – в наш лондонский дом Хилл-Лодж. Он все еще не мог ходить – удерживать равновесие ему не удавалось. Врачи предупредили меня, что ему предстоит «вырасти во второй раз»: сначала он будет малышом, потом маленьким ребенком, потом подростком. Мне говорили, что у многих таких пациентов меняется характер: им свойственны перепады настроения, грубость, высока вероятность депрессии. Меня это не испугало. Я наняла медсестер и сиделок и постоянно напоминала себе, какой большой путь он прошел.

Все думали, что я устрою ему спальню на первом этаже, установлю множество поручней, подъемников и лифтов, но в глубине души я была убеждена, что Кристоферу это не понадобится. Я была уверена, что все эти устройства лишь замедлят его прогресс. Ему было всего двадцать лет, он был спортивным юношей с позитивным взглядом на жизнь. Я верила, что такой подход ему поможет.

Спальня Кристофера находилась наверху, и каждое утро и вечер ему приходилось преодолевать два лестничных пролета. Хотя дом было не сравнить с Холкемом, он все же был очень велик, если смотреть на него с точки зрения молодого человека, который не может ходить. Но он может ползать. Он никогда не падал духом и мирился с тем, что подъем в свою комнату занимает у него несколько часов. Спускаться было быстрее – он мог скользить по ступенькам на попе.

Я много раз сомневалась в своем решении. Видеть, как он переползает с места на место, было мучительно. Я чувствовала себя жестокой матерью. Мне приходилось подавлять все инстинкты, чтобы не предлагать ему помощь. Иногда я не выдерживала, но чаще всего лишь подбадривала его. Это было очень тяжело, но я была уверена, что это лучший способ. Кристофер никогда не жаловался. Я видела, как решительно он перебирается с места на место. Если бы он сдался, то просто не смог бы этого сделать. Я знаю, что такой подход работает не со всеми, но наши отношения строились на доверии и любви, и Кристофер сохранял оптимизм и позитивный настрой.