Фремлейский приход

— С которых пор мы знаем друг друга, Кролей?

— С которых пор? Ах, Боже мой! с самаго почти рождения.

— Когда-то мы жили с тобой как родные братья.

— Да, мы тогда были равны как братья, равны по вкусам, по состоянию, по образу жизни.

— А вот ты все не хочешь позволить мнe помочь тебe и твоему семейству, которое для тебя дороже всего на свeтe, облегчить хоть сколько-нибудь бремя, которое досталось тебe в удeл?

— Я не хочу жить на чужой счет, проговорил Кролей отрывисто, почти с сердцем.

— Развe это не гордость?

— Да, это своего рода гордость, но не та гордость, о которой ты говорил сейчас. Невозможно быть честным человeком, не имeя в себe доли гордости. Да ты сам... не согласился ли бы ты скорeе голодать чeм просить милостыню?

— Я бы скорeе захотeл просить милостыню чeм видeть, что голодает моя жена.

При этих словах Кролей быстро отвернулся; он стоял спиною к декану, закинув руки назад и потупив глаза в землю.

— Но тут идет рeчь не о милостынe, продолжал декан, мнe бы хотeлось помочь друзьям, удeлить им частичку тeх земных благ, которыми так щедро осыпало меня Провидeние.

— Да она не голодает, проговорил Кролей, все еще с горечью; но в его тонe слышалось и желание оправдать себя.

— Нeт, друг мой, я знаю, что она не терпит голода; не сердись на меня, что я старался выяснить тебя свою мысль рeзкими выражениями.

— Ты на вопрос смотришь только с одной стороны, Эребин; а я могу смотрeть на него только с другой, противоположной. Отрадно давать, я в том не сомнeваюсь, но тяжело, очень тяжело принимать. Хлeб подаяния останавливается в горлe у человeка, отравляет его кровь, свинцом ложится ему на сердце. Тебe никогда не приходилось испытать это.

— Да за это-то самое я и упрекаю тебя. Вот именно та гордость, которою ты должен пожертвовать.

— А зачeм же я буду ею жертвовать? Развe я не могу, или не хочу работать? Развe я не трудился всю жизнь без отдыха? Как же ты хочешь, чтоб я подбирал крохи, падающия от трапезы богатаго? Эребин! мы с тобой когда-то были товарищами, равными; мы умeли друг друга понимать, друг другу сочувствовать, но теперь это кончилось.

— Кончилось только с твоей стороны.

— Может-быть, потому что в наших отношениях всe страдания и недостатки были бы на моей сторонe. Ты бы не оскорбился, увидeв меня за своим столом в истертом платьe, в дырявых башмаках. Я знаю, что ты неспособен на такую мелочность. Ты бы рад был угощать меня, если-бы даже я был одeт в десять раз хуже твоего лакея. Но мнe тяжело и обидно было бы думать, что всякий, кто взглянул бы на меня, удивился бы моему присутствию у тебя.

— Вот именно та самая гордость, о которой я говорил,— ложная гордость.

— Называй ее так, если хочешь; но знай, Эребин, что всe твои увeщания пропадут даром. Эта гордость — послeдняя моя поддержка. Бeдная страдалица, которая теперь лежит в постели, больная мать моих детей, которая для меня пожертвовала всeм, дeлила со мной и горе и заботы, даже она не в состоянии измeнить меня в этом отношении, хотя один Господь вeдает, как тяжело мнe видeть ея постоянныя лишения. Но, даже ради ея, я не захочу протянуть руку за подаянием.

Они дошли до дверей дома, и мистер Кролей почти безсознательно переступил порог.

— Нельзя ли мнe будет видeть мистрисс Кролей? спросил декан.

— О, нeт, нeт! Лучше тебe не входить к ней, сказал мистер Кролей,— мистрисс Эребин будет бояться заразы.

— Повeрь, что я нисколько за себя не боюсь, сказал декан.

— Да к чему же подвергаться опасности? Притом ея комната в таком жалком видe... Ты знаешь, и в других комнатах воздух может быть заразителен.

Между тeм они дошли до гостиной, и доктор Эребин рeшился не идти дальше, видя, как это неприятно хозяину.

— Во всяком случаe, для нас утeшительно знать, что мисс Робартс остается при ней.

— Мисс Робартс очень добра, чрезвычайно добра, сказал Кролей,— но я надeюсь, что она завтра же возвратится к своим родным. Возможно ли ей оставаться в таком бeдном домe, как мой? Она здeсь не найдет тeх удобств, к которым привыкла.

Декан подумал про себя, что Люси, при настоящих своих занятиях, вряд ли станет помышлять о больших удобствах, и потому уeхал с утeшительною мыслию, что будет кому ухаживать за несчастною больной.

Глава XXXVII

Между тeм в Вест-Барсетширe готовилось что-то необычайное, всe умы были в волнении. Рокорое слово было уже произнесено: королева распустила свой вeрный парламент.. Титаны, чувствуя себя не в силах ладить с прежнею палатой, рeшились испробовать, не лучше ли будет новая, и суматоха всеобщих выборов должна была распространиться по всей странe. Это производило вездe большее раздражение и досаду, потому что не прошло еще трех лeт с тeх пор как составилась послeдняя палата; а члены парламента, хотя и очень рады повидаться с друзьями, пожать руку многоуважаемым своим избирателям, все же на столько причастны слабостям человeческим, что принимают к сердцу опасность лишиться своего мeста, или во всяком случаe необходимость значительных издержек, чтоб удержать его за собой.