Я попытался вернуться в рабочий режим, хотя действовал в основном на автопилоте.
Мотоциклиста отбросило метров на шесть, он лежал лицом вниз. Уже издалека было ясно: травмы серьезные. Ноги неестественно перекручены, значит, во время столкновения его зажало между машиной и байком. У вазона с райскими птицами перед входом в гостиницу лежал искореженный мотоцикл.
Я уставился на него.
Мотоцикл…
Я обернулся на пострадавшего, все вокруг вдруг замедлилось.
Шлем…
Рубашка…
Видимо, Шон с Хавьером думали о том же, потому что последние несколько метров до пострадавшего мы, не сговариваясь, пробежали со всех ног.
Это был
Я упал рядом с ним на колени.
— Эй! Слышишь меня?
Брэндон был без сознания. Я приложил к спине руку и почувствовал, как она слега вздымается и опускается.
Я взял его руку и нащупал пульс. Слабый, нитевидный. Еле прощупывается.
Значит, кровотечение.
Крови не видно, значит, внутреннее.
Внутреннее кровотечение.
Возможно, он умирает.
Я лихорадочно соображал. Надо его зафиксировать и донести до кареты «Скорой помощи».
Шон стоял коленями в ручейке крови, от которой пахло металлом, и рылся в аптечке.
— Черт, черт, черт! Придурок, у тебя же свадьба на носу! Как же тебя угораздило?
Сердце билось где-то в ушах.
— Все будет в порядке. Все будет хорошо, приятель.
Я достал фонарик, открыл забрало и поднял веки. От света зрачки сузились до маленьких точек. Оба глаза реагировали одинаково. Отлично. Это хороший знак. Значит, мозг не поврежден. Еще не поврежден. Надо срочно доставить его в реанимацию, пока нет отека.
Я судорожно глотнул воздух. Возьми себя в руки.
Подъехала «Скорая», и Хавьер побежал им навстречу.
— Шейный фиксатор и каталку! — заорал я.
Шлем был раскурочен к чертям. От удара его вдавило внутрь. Сверху огромные царапины.
А она, скорее всего, гнала как сумасшедшая.
Я достал ножницы и принялся разрезать одежду.
— Прости, приятель, знаю, твоя любимая рубашка. Ничего, купим потом другую, ладно? — Голос у меня дрожал.
Оказалось, что под одеждой у Брэндона еще множество травм.
Я пытался сообразить, что все-таки произошло.
Ах, да, смокинг. Сегодня в девять утра последняя примерка. Он же говорил.
Ну почему он не выехал позже? Или раньше? Почему не поехал на пикапе? Или по другой улице?
Разрезал штаны. Перелом. Открытый, левой ноги. Наружу торчала бедренная кость.
Я сглотнул, продолжая осматривать его покалеченное тело, мозг отмечал повреждения.
Поднял голову, на меня смотрели широко раскрытые, испуганные глаза Шона.
— Надо как-то переложить его на щит. Эту ногу лучше не тревожить. Давай снимем шлем, — скороговоркой заговорил я.
Хавьер подкатил щит, Шон встал на колени и осторожно приподнял Брэндону голову. Я расстегнул ремешок, мы зафиксировали шею и стянули шлем. Волосы в крови.
Шон заплакал.
— Эта сука даже не притормозила.
— Соберись, — начал успокаивать его Хавьер. — Посмотри на меня, Шон. Он наш пациент. Когда смену отработаем, он станет приятелем. А пока пациент. Делай свое дело, и все будет хорошо.
Шон закивал, силясь прийти в себя. Хавьер застегнул шейный воротник, и мы просунули под Брэндона руки, приготовились поднимать.
— На счет три, — скомандовал Хавьер, не поднимая головы, лоб покрылся испариной. — Раз, два, три! — И одним ловким движением мы перевернули друга на щит.
Для мотоцикла Брэндон всегда надевал толстые брюки. Но сверху была футболка. Солнце пекло нещадно: столбик термометра поднялся до двадцати семи. Левую руку асфальт разорвал в клочья. По нему будто теркой прошлись. Из ссадин сочилась кровь. Но на общем фоне все это такие мелочи.
Шон, Хавьер и один из врачей подняли Брэндона на каталку, я тем временем прощупывал ему грудь и живот. Сломано несколько ребер, что-то твердое в брюшной полости.
— Возможно, разрыв печени. — В горле встал ком.
Хавьер выругался, а Шон замотал головой, глядя на меня красными, остекленевшими глазами.
Надо срочно доставить его в больницу.
Пока мы бежали до открытых дверей «Скорой», я на ходу перечислял все, что известно на данный момент. Профессиональным, бездушным голосом, чужим голосом, голосом человека, чей лучший друг не находится сейчас в критическом состоянии.