Френдзона

— Мужчина, двадцать девять лет, мотоциклист, сбит автомобилем, от места столкновения отлетел на шесть метров. Шлем сильно поврежден. Пульс слабый, нитевидный. Зрачки ровные, реагируют. Открытый перелом бедра, сильные ссадины от падения на асфальт. Без сознания.

Я забрался в «Скорую» и, прежде чем закрылись двери, увидел хозяйку голубого «Киа», на нее надевали наручники.

Нам понадобилось меньше пяти минут, чтобы уложить его в «Скорую». Но я боялся, что мы все равно опоздаем.

Я склонился над Брэндоном.

— Эй, приятель. — Голос сорвался. — Держись, друг. Все будет хорошо. Я сообщу Слоан, она приедет, слышишь?

Из глаз бежали слезы, но руки делали свое дело, работала мышечная память. По дороге я установил капельницу. Врач подключил кислород, водитель передавал данные в больницу.

Мы постоянно мерили давление. Подключили к аппарату ЭКГ, чтобы следить за сердцем. Больше никак помочь не могли. Делали все, что в наших силах. Просто мониторили состояние. Это была самая долгая дорога в моей жизни.

Наконец, резко, не сбавляя скорости, машина повернула к больнице.

На мониторе побежала прямая линия.

— Нет! — под непрерывный писк пульсометра я начал делать непрямой массаж сердца, скорая остановилась у приемного покоя. — Давай, Брэндон, давай!

Двери распахнулись, я забрался верхом на каталку и продолжил давить ладонями на грудную клетку. Хавьер, Шон и Люк уже ждали, я пригнулся, чтобы не стукнуться головой, они выкатили нас из машины и повезли в травматологию.

— Остановка сердца! — орал я между толчками. — Мы его теряем!

К нам подбежали врачи.

В больнице царил хаос. Кто-то кричал, кто-то отдавал приказания, пищали приборы, по жесткому полу со скрипом и грохотом катились колеса. Я продолжал массаж, пока к нам не подкатили реанимационное оборудование. И не остановился, пока не увидел дефибриллятор.

Врач в белом халате дождался, пока я освобожу каталку, затем прижал «утюжки» к груди Брэндона:

— Разряд!

Тело Брэндона дернулось, все застыли, уставившись на монитор.

Ничего.

— Разряд!

Снова дернулся.

Все ждали.

Кривая сердечного ритма изогнулась, и все вокруг опять ожило, я выдохнул.

Возле Брэндона столпились специалисты, и меня вытолкали в общий коридор. Ему установили центральный катетер. Привезли рентген. Вызвали невролога. А потом задернули ширму, и все. Больше от нас ничего не зависело. Ничего.

Мы сделали все, что могли.

Я тяжело дышал, все еще находясь в шоковом состоянии. Как только я остановился, произошел выброс адреналина. Руки тряслись. Я был весь в крови.

В крови своего лучшего друга.

— Она была пьяная, — сказал из-за спины Люк.

Я сжал кулаки, а Шон с присвистом засопел.

Слоан. Надо, чтобы Кристен сообщила Слоан. Я вышел на улицу, достал телефон и начал молить бога, чтобы Кристен ответила, чтобы не передумала насчет нашего разговора за те несколько десятков минут, что мы с ней не виделись. Если вдруг она не возьмет трубку, придется писать сообщение, а я не смогу. Руки неистово тряслись. Меня хватило лишь на то, чтобы разблокировать телефон и набрать ее номер.

С момента вызова прошло двадцать минут. Всего двадцать минут, а кажется, будто целая жизнь.

Дрожащей рукой я поднес телефон к уху.

Остаться здесь я не могу. В части должен кто-то постоянно находиться. Покидать часть нельзя, пока меня не сменят. Надо возвращаться.

— Привет! — Услышав ее голос, я впервые за последние полчаса задышал полной грудью. Одно лишь то, что на другом конце была она, меня уже успокаивало. Все, что между нами произошло, казалось теперь таким далеким и несущественным.

— Кристен, Брэндон попал в аварию.

Я все ей рассказал. А об остальном она позаботится сама. Кристен справится и привезет Слоан в больницу.

Хавьер мерил шагами холл, договариваясь, чтобы нашу смену подменили, другое ухо он заткнул пальцем. Но на севере полыхали пожары. Найти замену будет непросто. К нам и так уже перевели Люка.

Шон дышал в бумажный пакет, рядом с ним с беспокойным видом на корточках сидел Люк.

— Его только что увезли в операционную, — сообщил он мне.

Я беспомощно сполз по стене, мимо меня туда-сюда бегали врачи и медсестры, но я закрыл руками глаза и заплакал как ребенок.

Глава тридцать вторая Кристен

После разговора с Джошем мой мозг тут же переключился в режим выживания.

За расчетливый ум и хладнокровное спокойствие, которое мне удавалось сохранять в экстремальных условиях, Слоан называла меня велоцираптором. Режим выживания активировался только в чрезвычайных ситуациях, и тогда во мне просыпались рассудительность и здравомыслие. Именно в таком состоянии мне удавалось превосходно сдавать экзамены, учиться в колледже и выживать рядом с мамой. Именно эта моя особенность помогала взять себя в руки, не паниковать и не бояться, не впадать в маниакальную одержимость.

Волнение исчезло, усталость после бессонной ночи и слез как рукой сняло, передо мной стояла четкая цель.

У меня не бывает истерик. Никогда. В кризисные моменты я начинаю рассуждать здраво и последовательно.

Переход полностью завершился.