Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души

Элизабет познакомилась с Ферстером в 1882 г., когда ей было уже 36 лет, в тот год они вместе ездили на Байрейтские торжества (где познакомились также с Лу Саломей). Начиная с 1870 г. Ферстер преподавал в высшей школе в Берлине; в 1870-х гг. он стал центральной фигурой антисемитского движения Германии и одним из «Германской Семерки», группы политиков-антисемитов и «мыслителей», видевших своей целью «обновление» жизни Германии через устранение евреев. В 1881 г. он стал инициатором и организатором антиеврейской петиции, подписанной якобы 267 000 человек, в которой содержался призыв ограничить иммиграцию евреев, сместить их с ключевых государственных постов, отстранить от преподавания в школах и подвергнуть всех евреев регистрации. Бисмарк, которому была направлена петиция, пренебрег этим «криком отчаяния сознания немецкого народа» (как это звучало у Ферстера), но Ферстер утверждал, что с этого акта «началось «национальное антисемитское движение» в рейхе. 8 ноября 1880 г. он впутался в трамвайную склоку: причиной послужили громкие антисемитские реплики, которыми он обменивался с приятелем. В результате этого инцидента, а также в связи со своей политической деятельностью в целом, он был вынужден в конце 1882 г. уйти с должности преподавателя. Расстроенный неудачей с петицией, а теперь еще и безработный, он обратился к колонизации как подходящему полю приложения своих талантов и два года провел в изучении немецкой колонии Сан-Бернардино в Парагвае. Весной 1885 г. он вернулся в Германию, опубликовал свой план «Немецких колоний в районе Верхней Лаплаты», женился на Элизабет Ницше и в начале 1886 г. уехал с ней обратно в Парагвай.

Их колония носила название Новая Германия и была обречена на провал с самого начала, не столько по причине некомпетентности Ферстера, сколько по причине его нечестности. Эти земли принадлежали парагвайскому правительству и были сданы в аренду Ферстеру с тем условием, что если в течение двух лет начиная с 17 ноября 1886 г. (даты подписания контракта) ему удастся поселить здесь 140 семей, то земля перейдет в его собственность; при несоблюдении этого обязательства правительство может отобрать у него земли и сдать их в аренду кому-нибудь еще. Почему Ферстер подписал такой сомнительный договор, остается только гадать: как основатель колонии, в случае если ему не удавалось привлечь на жительство в колонии 140 семей, он не только терял плоды своего двухлетнего труда, но обязан был компенсировать издержки тех, кто уже успел здесь поселиться, а также возместить стоимость участков, приобретенных семьями поселенцев у него как у будущего землевладельца. К июлю 1888 г. здесь появились только 40 семей, причем некоторые из них упаковали вещи и вернулись домой, и на Ферстере повис огромный долг. Обеспечить прибытие более 100 семей в период с июля по ноябрь было невозможно, но само предприятие, может быть, и удалось бы тихо свернуть, если бы оскорбленный колонист Юлиус Клингбайль не опубликовал в начале 1889 г. книгу «разоблачений» объемом в 214 страниц, повествующую о состоянии дел в Новой Германии. Он обвинил Ферстера в полной неспособности организовать колониальное предприятие, а также в бытующих там обмане, тирании и неправомерных поборах с колонистов. Он утверждал, что семьи колонистов лишились средств, поскольку были вынуждены приобретать все необходимое у Ферстера путем частной системы обмена и жить в строениях типа ба-ра-ков, тогда как Ферстер и Элизабет царствовали над ними в великолепном доме, битком набитом доставленной из Европы мебелью. Клингбайль был склонен освободить Ферстера от полной ответственности, поскольку тот явно находился под влиянием своей жены.

В «Bayreuther Blatter»[55] полным ходом шел процесс по развенчанию книги Клингбайля как клеветнической, когда пришла новость о том, что Ферстер умер. Элизабет написала в Байрейт, что он скончался от «нервного приступа». «Мнимые друзья и происки врагов разбили его сердце», – сетовала она и при этом умышленно недоговаривала: Ферстер покончил с собой выстрелом в голову, чтобы избежать банкротства и грозившего ему судебного преследования.

Даже столь краткого очерка жизни Бернхарда Ферстера достаточно, чтобы доказать, что возражения Ницше против него имели более веские основания, чем просто эгоистическое отторжение человека, отнявшего у него сестру. Такая убежденность возникла, мне кажется, не только в связи с неприятием всего мировоззрения Ферстера, но еще более от понимания, что Элизабет разделяла это мировоззрение. «Этот проклятый антисемитизм… явился причиной окончательного разрыва между мною и моей сестрой», – писал он Овербеку 2 апреля 1884 г.