Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души

В целом отношения Ницше с женщинами нельзя втиснуть в какую-то определенную формулу. В своих сочинениях он неизменно осторожен в оценках женского интеллекта (не презрителен, как это часто приписывают ему: он не сомневается в том, что женщины бывают очень умны). Он низкого мнения о женских критериях цельности, но в то же время вполне искренен в выражении удовольствия, которое ему доставляет женская красота и способность быть веселыми и ветреными. «Мужчина должен быть подготовлен к войне, а женщина – к рекреации воина: все прочее глупости», – говорит Заратустра (З, I, 18), и, если правильно понимать, что означают слова «война» и «рекреация», это и будет довольно точным пониманием того смысла, который Ницше вкладывал в отношения мужчины и женщины. Женщины – «наслаждение каждой сильной (мужской) души», добавляет он, и временами персонифицирует Жизнь, Мудрость и Истину в женском обличье. В те годы, когда он воплощал «жизнеутверждение сверхчеловека» в образе Диониса, в спутницы Дионису он давал Ариадну и писал: «Человек лабиринта никогда не ищет истину, только свою Ариадну». Конечно, ему было что сказать нелицеприятного о женщинах. («Вы идете к женщине? Не забудьте кнут!» – советует Заратустре старуха (З, I, 18), – сентенция довольно известная, по крайней мере женщинам). Но в целом складывается впечатление, что он весьма далек от нелюбви и страха к ним, что приписывает ему молва. Есть, однако, некое подспудное ощущение, что женщины для Ницше были чем-то чуждым, загадочным и к тому же соблазнительным; и нельзя не проследить настойчивый мотив, присущий всем его произведениям, что женщины совлекают мужчин с пути величия, портят и разлагают их.

Однако гораздо важнее всего этого одно простое обстоятельство, на что много лет назад указал Бернулли, но что вечно упускается из виду: всем известна по меньшей мере одна женщина, которую любил Ницше, но никому не известна хотя бы одна женщина, любившая его. Оставим в стороне вопрос о том, насколько он был привлекателен, «приспособлен для любви», то есть мог претендовать на то, чтобы быть любимым. Сам он писал: «Потребность быть любимым есть величайшая из презумпций» (ЧС, 523). Люде й любят не за недостатки и не за их отсутствие. Его, тем не менее, не любила ни одна из женщин из тех, с кем он был знаком, а таких было, особенно в 1880-х гг., гораздо больше, нежели принято думать. Будь он любим, можно ли сомневаться в том, что многие из его презрительных и нелицеприятных высказываний о женщинах никогда не нашли бы места в его сочинениях?

Существенную важность в оценке жизни и мысли Ницше представляет помолвка и брак Элизабет с Бернхардом Ферстером, поскольку это событие достаточно ясно выявило его отношение к антисемитизму. В опубликованных им работах он неоднократно[52] выступает против антисемитизма как одной из составных расизма, который чужд ему в целом как таковой[53]; он отмечает положительные качества евреев и иудаизма[54], и его записные книжки тоже содержат подобные суждения и настроения. Его мало занимали вопросы расизма и национализма, он даже критиковал их, и его философия рассматривает как заблуждение и то и другое. Но обстоятельства личного свойства заставили его определиться, и фактически все его высказывания на сей предмет следует понимать как отповедь бытовавшим тогда мнениям, процветавшим в том числе и среди некоторых его ближайших знакомых: эти взгляды разделяли Элизабет, Вагнер и Козима, Бернхард Ферстер. Реакция Ницше на новость, что Элизабет выходит замуж, не была столь однозначна, как принято считать: параллельно хорошо известным письмам с нападками на Ферстера и критикой Элизабет за подобный выбор супруга есть и другие, где он желает им счастья. Что действительно однозначно, так это сила неприятия взглядов Ферстера и его характера.