Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души

«Пять с половиной лет назад я мог гулять с ним часами по улицам Иены, когда он был в состоянии говорить о себе и хорошо понимал, кто я; теперь я видел его только у себя в комнате, сжавшегося, как смертельно раненное животное, которое хочет единственно, чтобы его оставили в покое, и за то время, что я там был, он не произнес ни единого звука. Было непохоже на то, что он страдает или испытывает боль, кроме, пожалуй, выражения глубокого неудовольствия, заметного в его безжизненном взоре. Более того, каждый раз, когда я входил к нему, почти всегда казалось, что он борется со сном. Он неделями жил в состоянии, когда сутки ужасающего возбуждения, доходящего до рычания и крика, сменялись днем полной прострации. Я видел его как раз в день второго типа».

2

Когда с Ницше случился кризис, осталась огромная масса неопубликованного материала: что-то в Турине, что-то в Генуе, что-то – из того, о чем речь пойдет ниже, – в Сильс-Марии. Из сочинений 1888 г. был издан только «Казус Вагнер»; «Сумерки идолов» были готовы к изданию, «Ecce Homo» и «Ницше против Вагнера» – частично опубликованы, а «Антихристианин» и «Дифирамбы Диониса» оставались в рукописях. Что касалось сочинений Ницше, то непосредственными его «наследниками» были Овербек, чувствовавший ответственность за сохранность трудов, Гаст, который считал себя единственным «учеником» Ницше, и фирма «Науманн», бизнес которой был во многом завязан на Ницше. 20 января 1880 г. Овербек написал Гасту, что «Nach-lass» («Наследие») – строго говоря, оно еще не было таковым, поскольку Ницше был жив, – надлежало вывезти из Турина. Помимо законченных книг, это, по его словам, «уйма записок», часть которых не поддается прочтению. Дочитав оконченные труды, Овербек 27-го числа вновь прислал письмо, где высказал мнение, что очерк «Ницше против Вагнера» издавать, пожалуй, не стоит. Вместе с тем, следовало далее в письме, он не находит каких-либо веских причин задерживать издание «Сумерек идолов» – «этого поистине невообразимого рога изобилия интеллекта и прозрения». «Ecce Homo» он пока не читал. 4 февраля Овербек сообщает, что оставшиеся бумаги Ницше теперь находятся у него в Базеле. Он прочел две изданные части «Ecce Homo» и был ими потрясен. Фирма «Науманн» и сама считала – и Овербек согласился с этим, – что автобиографию издавать не следует, «какую бы исключительную ценность она ни представляла в дальнейшем». По поводу прочих материалов он пояснений не давал, за исключением единственной реплики в письме от 23 февраля: «Я вовсе не испытываю счастья при мысли, что может случиться с литературным «Nachlass» Ницше, если мы, я имею в виду вас и себя, утратим над ним контроль».

Нет никакого сомнения в том, что при этом он думал (как, должно быть, и Гаст, читая эти слова) об Элизабет. Обоим было хорошо известно, что брат и сестра безнадежно рассорились и что Элизабет воплотила в себе абсолютно все, что Ницше не принимал в Германии того времени. Друзья, несомненно, понимали, что дело будет плохо, если бумаги Ницше попадут к ней в руки. В то время она все еще была в Парагвае. Ферстер покончил с собой в июне 1889 г., и после его смерти Элизабет оставалась там до конца 1890 г., когда в полном безденежье она вернулась в Германию в поисках средств. Одним из ее проектов был сбор средств на строительство церкви для духовных нужд Новой Германии; другое ее предприятие вылилось в небольшую книгу, где Ферстер фигурирует в качестве трагического героя.

Случившееся с братом и самоубийство мужа лишили ее в одночасье двух людей, которые действительно что-то значили в ее жизни, и эта двойная утрата обнаружила в ней все лучшее и все худшее: лучшее – то, что она решила самостоятельно встать на ноги и доказать, из какого прочного материала сделана; худшее – что, решившись на это, она утратила последние остававшиеся в ней крупицы разумного сомнения. Ее первым вмешательством в публикацию трудов Ницше была отсрочка публичного издания пока еще не изданной четвертой части «Заратустры». Она сочла ее текст, особенно главу «Праздник ослов», богохульным и убедила Франциску, что им грозит преследование, если публикация состоится. Встревоженная Франциска написала Овербеку (24 и 29 марта 1891 г.) и Гасту, уже подготовившим труд к печати у Науманнов (1 апреля), умоляя их отозвать его, поскольку Ницше сам часто говорил, что не хочет делать его достоянием общественности. Гаст не сомневался, что такое желание Ницше не было высказано всерьез, но из уважения к матери временно приостановил работу.