Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Не обращая внимание на сомневающихся, один из видных идеологов нового режима, классический интеллигент-большевик А. Луначарский пророчил, что семейная жизнь при социализме претерпит очень большие изменения: «Можно сказать, что в социалистическом городе семья старого типа окажется совершенно отмененной. Разумеется, будет по этому поводу и шипение относительно «свободы любви», «разврата» и т. д. Но мы пройдем мимо всего этого шипения, помня те великие заветы социалистических учителей о новых свободных формах отношений между полами, которые неразрывно связаны с социализмом» (7). Сами вожди также во многом придерживались новых взглядов на институт семьи. Например, А. Микоян за 42 года жизни со своей супругой брак так и не зарегистрировал, и подобных примеров имелось множество.

Порою, сексуальная революция принимала самые радикальные формы. Фурор произвело в свое время общественное движение «Долой стыд», исповедовавшее идеи, близкие к современному нудизму. М. Булгаков: «На днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо “Долой стыд”. Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась» (8). Актриса Л. Смирнова: «Я помню, как в трамвай на Мясницкой (я была тогда маленькой девочкой) сели два голых человека, мужчина и женщина… По трамваю пронесся вопль изумления. А у пришельцев через плечо были натянуты ленты с надписью “Долой стыд”. Так и ехали» (9). Дело столицей не ограничивалось. Киевлянин В. Бережков: «Крещатик был тогда наиболее популярным местом гуляний, встреч, свиданий… Время от времени здесь появлялась молодая пара, совершенно нагая, – только узенькая ленточка через плечо с надписью “Долой стыд”» (10). За много тысяч лет человечество так и не придумало ничего интересней раздевания.

Городская молодежь, как в силу физиологических причин, так и ввиду слома предыдущей системы ценностей, сексуальную перестройку общества охотно поддержала. Статистика 1923 года весьма показательна: в добрачные интимные отношения вступали 47 % молодых питерских рабочих и 63 % работниц (11). Женщины в СССР стали значительно раскованней, но в сексуальной эмансипации 1920-х годов наличествовало все же больше идеологической принципиальности, чем половой распущенности, и она парадоксально уживалась с патриархальными пуританскими взглядами в духе ХIХ века. Что позволило вскоре сравнительно легко вернуться сталинскому показному целомудрию.

II

В двадцатые годы наблюдался также небывалый всплеск проституции. В 1922 году в одном Питере насчитывалось 32 тысячи проституток, при общем количестве женщин в городе около полумиллиона. То есть, ориентировочно, каждая 15-я зарабатывала на жизнь своим телом. Студенты некоторых студенческих общежитий почти официально приглашали к себе женщин легкого поведения и передавали их из одной комнаты в другую на коллективное содержание. В некоторых анкетах по изучению половой жизни прямо спрашивалось: «Удовлетворяете ли вы свои половые потребности с коммунисткой, проституткой или беспартийной?» (12) Явление было общеизвестно, о нем писали статьи и даже стихи. В очередной строфе стихотворения Маяковского «Дом Герцена (только в полночном освещении)» читаем:

Шепчет дева,
       губки крася,
                   юбок выставя ажур:
                               «Ну, поедем…
       что ты, Вася!
                   Вот те крест —
                               не заражу…»

Вряд ли в стихотворении речь идет о внезапно вспыхнувшей страсти или инфицировании свежими идеями…

Громадный рост проституции связан, конечно, не с революционной эмансипацией, а с последствиями Гражданской войны. Одно из тяжелейших наследий, которое получила Советская власть – сиротство. Согласно некоторым оценкам, с 1914 по 1921 годы Россия потеряла около 16 миллионов человек, вследствие чего распалось множество семей, и возникла массовая беспризорность. Неудивительно, что десятки тысяч девочек оказались на панели[196], становясь не только разносчиками венерических болезней, но и стандартов асоциального поведения – тело в обмен на материальные блага становится почти нормой. Государство, как могло, пыталось решить проблему в рамках общей борьбы с беспризорностью. В частности, жена знаменитого педагога А. Макаренко руководила специальным приютом для девочек-проституток на 40 человек.

Ужасно, что ситуация с проституцией для наших женщин была почти безвыходной – лишенные средств к жизни, потерявшие в битвах и эпидемиях защитников и кормильцев, тысячи русских женщин выходили на панель не только в Совдепии, но и в эмиграции.

«Я видел… в притонах Стамбула сотни русских проституток…», – свидетельствует И. Эренбург (14). Собравшаяся идти на панель отчаявшаяся Серафима Корзухина из булгаковского «Бега» отнюдь не исключение. Аналогичную картину видим и в Берлине, и в пресловутом Париже, и везде, куда явилась наша интеллигенция, вышвырнутая из своего отечества столь желанной ей революцией.