В целом можно сделать вывод, что в Европе немцы боролись с партизанами теми же методами, что и на оккупированных советских территориях. На Балканах, как и в России, начиная с конца 1943 года основными способами активной борьбы с партизанами тогда, когда немцы не могли выделить крупные соединения полевых войск, стали охотничьи или егерские команды. Как пишут Ланц и Гейссер, «личный состав таких частей обычно состоял из молодых и опытных ветеранов немецких кампаний на других фронтах. Хорошо подготовленные физически и обученные жить в дикой природе в течение длительного периода времени, егеря мало зависели от колонн с припасами и могли преследовать партизан, зачастую обремененных ранеными, семьями и пожитками, в самых недоступных районах. Если этого требовала ситуация, егеря надевали на себя гражданскую одежду, маскируясь под четников или партизан, чтобы ближе подобраться к осторожному противнику. Если они выходили на большие силы повстанцев, части егерей, редко превышавшие по силе отделение, начинали наблюдать за ними и информировать об этом батальон или другие вышестоящие штабы. Ожидая подкрепления, они пытались получить дополнительные сведения о силе и диспозиции повстанцев. Хотя они и проводили успешные мелкомасштабные операции, частей егерей было слишком немного, чтобы они могли решающим образом повлиять на исход кампании против повстанцев». Они же отмечают, подтверждая правоту И.Г. Старинова, в 1944 году успевшему помочь Тито в организации минной войны на Балканах, что больше всего беспокойства немцам доставляли партизанские мины. Как англичане и американцы, так и русские поставили балканским партизанам значительное число противотанковых мин с неметаллической оболочкой, которые трудно было обнаружить. Они выводили из строя немецкие автомашины, а уцелевшие солдаты часто становились жертвами партизанских засад.
Бывший командующий немецкими войсками на Балканах Л. Рендулич в послевоенных мемуарах оправдывал взятие заложников: «Среди других форм преследования “домашних партизан” репрессии против населения рассматривались солдатами как нечто самое отвратительное. Но никаких других средств для прекращения или по крайней мере для ослабления поддержки партизан со стороны населения, кроме допускаемого международным правом взятия заложников, не было. Если немецкие солдаты продолжали погибать от действия партизан, заложников расстреливали. Как правило, заложников брали из тех слоев населения, которые симпатизировали партизанам, а также среди лиц, заподозренных в том, что они сами являются партизанами. Таким образом, население вполне сознавало ту опасность, которой оно само себя подвергало. Число диверсий благодаря этим мерам значительно уменьшилось, хотя, разумеется, прекратить их окончательно не удалось. Без этой меры, вызванной инстинктом самосохранения, масштабы партизанской войны стали бы поистине безграничными и привели бы немецкие войска к еще большим потерям. Бесспорно, что убийство невинных людей является противоестественным. Но ведь и немецкие солдаты, убитые партизанами столь противозаконным и коварным способом, были в равной степени невинными жертвами. Другого выхода из конфликта между человечностью и военной необходимостью не могло и быть».
Особую ожесточенность партизанской войны в Италии, как и в Югославии, придавало то, что в стране фактически шла гражданская война между двумя итальянскими правительствами, королевским и республиканским, между коммунистами, игравшими ведущую роль в партизанском движении, и фашистами. По некоторым оценкам, после победы в Италии партизаны убили более 50 тыс. сторонников Муссолини, которого они расстреляли в последние дни войны.