В целом проблемы правовой регламентации партизанской войны остаются нерешенными и по сей день. После Нюрнбергского процесса общепризнанной стала только недопустимость захвата и репрессий против заложников в ответ на действия партизан. Однако на практике заложничество заменяется массовыми казнями и иными репрессиями против мирного населения, обвиненного в пособничестве партизанам, причем основательность этих обвинений проверить практически невозможно. В результате очень часто страдают люди, заведомо невиновные. В то же время партизанам безусловно запрещены акции против мирного населения, равно как противостоящей им армии – карательные обстрелы и бомбардировки населенных пунктов, где действуют партизаны. На практике в современных партизанских войнах не соблюдается ни то, ни другое. Партизанам запрещается убивать неприятельских раненых и пленных, но не возбраняется уничтожать коллаборационистов. С этой точки зрения незаконными являются террористичечские акты в московском метро или взрывы гражданских самолетов, осуществленные чеченскими террористами, захват заложников в «Норд-Осте» и Беслане, но вполне законным – убийство пророссийского президента Чечни Ахмада Кадырова. Предполагается, что партизаны должны быть в форме и с ясно видимыми знаками различия. На практике же партизанам довольно трудно соблюдать требования какой-либо единообразной формы одежды. Однако расстрел на месте или после короткого военно-полевого судопроизводства партизан, попавших в плен в гражданской одежде или в форме противостоящих им войск и полиции, допускается только в условиях военного времени. Поскольку в подавляющем большинстве случаев после Второй мировой войны война партизанам и повстанцам не объявлялась, то такого рода экзекуции с формальной точки зрения являются незаконными, но военнослужащие и полицейские привлекаются за это к ответственности в редких случаях, обычно тогда, когда соответствующее происшествие получило широкую огласку. Надо также учитывать, что любому партизанскому движению, даже самому организованному, всегда сопутствует элемент стихийности, и оно, в свою очередь, порождает стихийные акты мести со стороны войск и полиции, а стихию, как известно, очень трудно ввести в правовые рамки.
И во Второй мировой войне, и до, и после нее, месть как правило осуществляется по схеме, блестяще спародированной еще в 1920 году Евгением Замятиным в рассказе «Арапы», написанном под впечатлением событий Гражданской войны в России: «Нынче утром арапа ихнего в речке поймали. Ну так хорош, так хорош: весь – филейный. Супу наварили, отбивных нажарили – да с лучком, с горчицей, с малосольным нежинским… Напитались: послал Господь!» Когда же арапы, в свою очередь, жарят шашлык из краснокожего, это вызывает совсем другую реакцию:
«– Да на вас что – креста, что ли, нету? Нашего, краснокожего, лопаете. И не совестно?
– А вы из нашего отбивных не наделали? Энто чьи кости-то лежат?
– Ну что за безмозглые! Дак ведь мы вашего арапа ели, а вы – нашего, краснокожего. Нешто это возможно? Вот дайте-ка, вас черти-то на том свете поджарят!»
В общем, если кратко суммировать этот принцип применительно к Второй мировой войне, то получится приблизительно так. Когда немцы партизанскую разведчицу распинают или командира партизанского отряда на кол сажают, в Белоруссии, на Балканах или в Италии – это бесчеловечное преступление, попрание всех мыслимых законов, божеских и человеческих. А вот если партизаны коллаборациониста живьем на костре поджаривают или немецким раненым животы вспарывают – это жестокости войны, которые сами же немцы и их прислужники спровоцировали. Да и вообще, раз немцы войну начали, то в борьбе против них все средства хороши. Можно хоть колодцы, хоть пищу в немецких армейских столовых травить.