Крупнейшая антипартизанская операция была предпринята весной 1942 года в Крыму войсками 11-й немецкой армии и союзных румынских соединений. Всего в ней участвовали силы, эквивалентные трем пехотным дивизиям. Согласно немецким донесениям, были уничтожены тысячи партизан и взяты многочисленные трофеи: одно 105 мм орудие, три 100 мм орудия, три орудия 76 мм, одна мортира 17 см, одно зенитное орудие, одно противотанковое орудие, один счетверенный зенитный пулемет, 13 станковых пулеметов, 32 ручных пулемета, 10 тяжелых минометов, 10 легких минометов, 13 автоматов, 8 охотничьих ружей, 9 пистолетов, 2241 винтовка, 126 ящиков стрелковых боеприпасов, 30 ящиков артиллерийских боеприпасов, 44 склада с продовольствием, в том числе 2 склада с вином. Потери немецких и союзных войск при этом составили 112 немцев, 70 румын и 4 члена местной самообороны убитыми, 157 немцев, 70 румын и значительное число членов самообороны ранеными и 4 немца и 1 румын пропали без вести.
Очень часто карательные экспедиции оказывались направленными в основном против мирного населения, а не партизан. Один только 3-й батальон 15-го полицейского полка в Белоруссии в период с 6 сентября по 24 ноября 1942 года уничтожил 44 837 человек, из которых только 113 человек были партизанами. Остальные были евреями или подозревались в связях с «бандами». К последним часто автоматически относили так называемых «восточников» – выходцев из советской части Белоруссии, переехавших в западные, польские районы этой страны после 1939 года. Подобные карательные экспедиции выполняли пожелание Гиммлера уменьшить славянское население Польши и СССР на 30 миллионов человек.
Уже с начала 1942 года партизаны стали представлять для вермахта и оккупационной администрации на Востоке серьезную проблему. 31 июля 1942 года был составлен первый отчет начальника тайной полевой полиции (ГФП) при Главном командовании германских сухопутных сил о борьбе с партизанским движением в первом полугодии 1942 года. Там, в частности, утверждалось: «Командиры банд не могли не пополнять свои слабые и настоятельно требовавшие усиления группы путем призыва в принудительном порядке гражданских лиц обоего пола, всех возрастов и всех профессий, причем они иногда даже рассылали приказы о явке на призыв.
Однако организация новых партизанских групп натолкнулась, ввиду преимущественно отрицательной позиции населения, на большие трудности. Сельские жители видели в немецких солдатах освободителей от большевистского ига и ожидали от них ликвидации колхозного хозяйства и справедливого раздела земли. Многие городские жители также верили в улучшение их положения, в то время как большинство остальных, в том числе и часть советской интеллигенции, держалось спокойно и выжидающе. Масса рассеявшихся красноармейцев, радовавшихся избавлению от гибели, искала пристанища у сельских жителей, чтобы дождаться окончания войны. В этих битвах нечего было и думать о том, чтобы народ поднялся против национал-социалистической оккупации, к чему стремились красные правители.
В дальнейшем ходе войны во всех кругах населения, прежде всего в районе центральной группы армий, сначала в единичных случаях, а потом все сильнее стало замечаться известное изменение настроения. Так, например, обещанная им ожидавшаяся отмена коллективных хозяйств заставляла себя ждать, и крестьяне сами приступили к разделу колхозов, но по приказу немецких органов это было приостановлено. Так как крестьяне не видели причин к этому, то с этих пор они встречали немецкие обещания с недоверием. Когда, однако, начат был раздел колхозов, то, хотя это и было принято с удовлетворением, все же оставалось чувство известного недоверия, тем более что большевистская устная пропаганда твердила: “Немцы поделили землю только под давлением обстоятельств, и как только положение изменится в их пользу, они снова заберут ее”.
К этому присоединялось то, что положение крестьян становилось все тяжелее. Конфискация лошадей и повозок немецкими войсками и отсутствие сельскохозяйственных машин крайне отрицательно сказывались на обработке полей. Поголовье скота в результате усиленного убоя, незаконной реквизиции и недостатка молодняка настолько уменьшилось, что сельское население сейчас частично может выполнить план поставок только с большими трудностями. Возникшее поэтому и подогреваемое большевистскими агитаторами недовольство выражалось фразой: “Сталин оставлял в нашем хлеву по крайней мере одну корову, а немцы отнимают у нас и эту”. Дружественно настроенные по отношению к немцам бургомистры заявляют по поводу реквизиций: “Насильственно и незаконно забранная у крестьянина корова означает двумя партизанами больше в лесу”.