Болгария заявила, что она соблюдает нейтралитет, и предложила немцам покинуть Болгарию, в противном случае она разоружит немецкие войска.
Во Франции союзники находятся на подступах к Руану, а на юге заняли ряд городов на границе с Италией.
Сегодня к нам должны приехать командир роты, доктор и парторг. Мы выпустили боевой листок, вымыли полы, убрали в комнате и ждем их приезда.
Румыны дерутся с немцами, Красная Армия продолжает свое дело. Вчера взят Галац и ряд румынских городов. Взято за день в плен 18 тысяч. Две дивизии и 3 полка сами сдались в полном составе. Это сверх 18 тысяч.
Комроты не приезжал, т. к. вчера по случаю воскресенья к нему из Ленинграда приезжала зазноба. У нас были старшина, доктор и парторг. Он привез мне интересное письмо, которое долго бродило где-то в 1‑м взводе
Вот письмо:
10.8.44 г. Здравствуй Василий Степанович! Совершенно неожиданно узнал о твоем пребывании на Ленинградском фронте и удивлен, что ты до сих пор рядовым. Узнал по личному «листку» по учету кадров, который ты заполнял 1.8.44 г. как имеющий высшее образование. По роду службы этот документ попал ко мне. Решил тебе написать. Постарайся приехать в Ленинград, поговорим о твоей дальнейшей службе. Напомню о себе. Я – Филатов Иван Яковлевич, бывший студент Ессентукского педтехникума в 1930–[19]33 гг.
Когда-то мы были друзьями и даже фотографировались вместе при проводах общего друга П. Челышкова в армию. Это было в 1932 или в 1933 г. Фотография эта у меня сохранилась. Прошло много лет, но я часто вспоминаю годы, проведенные в Ессентуках. Где-то друзья – Золотухин, Крыленко, Ната Колесникова и др., которых ты должен хорошо помнить. Я сейчас в РККА и служу там, куда высылались документы, которые ты заполнял (узнаешь точнее в штабе). Постарайся приехать в Ленинград и зайди ко мне или позвони по телефону-автомату. Очень хотелось бы увидеться. Имею семью здесь в городе. Жена и 2 детей 5 и 7 лет, квартира и т. д. Жду либо приезда, либо письма по адресу П. П. 67726.
Жму руку. Майор Филатов.
Это мой ученик Ваня Филатов. Письмо обрадовало и взволновало меня. Я написал ему ответ. Буду проситься в Ленинград. Я хотел бы пойти в гражданку на учительскую работу.
Наши войска взяли в Румынии Тульчу и ликвидировали окруженную группировку (12 дивизий) юго-западнее Кишинева.
Нет писем. Не подает никаких признаков жизни Тамара. Я весной был так увлечен мыслями о совместной жизни с нею и с удивительной легкостью сочинял стихи.
Теперь мне кажется, что я уже никогда не буду сочинять стихи. В сердце оборвались какие-то очень важные нити. Я теперь уверен, что с Тамарой ничего у нас не выйдет. Припоминаю отдельные детали нашего знакомства и вижу, что она, по существу, никогда меня по-настоящему не любила. Все это так меня огорчает, что я не могу писать ей. Ко всему касающемуся своей личной жизни я стал совершенно равнодушным.
Нам удается добиваться включения последних известий. У моряков достаем газеты. Все это делаем достоянием почти всей нашей линии. Уже к нам ежедневно обращаются с вопросом, и я часто разъясняю по линии газеты, сообщаю сводки, провожу беседы. Наша точка постепенно становится руководящей в политическом просвещении личного состава роты. Позавчера сообщал новости комроты и его заместителю, вчера лейтенанту Сергееву. Нас слушают от Ропши до Нарвы – на сотню с лишним километров.
Сегодня, впервые в этом году, я попробовал свежие огурцы. Угостил Василий Николаевич Курмошкин. Сейчас ем огурцы и пишу.
Привожу отрывок из письма Тамаре, написанного сегодня: