Фуэте на Бурсацком спуске

— А мне ведь надо было изначально очень мало! Всего лишь, чтобы негодяй Мессерер сплясал под мою дудку. Хоть разочек! Когда-то я уже просил его об этом… Просил! Словами! Будто человека. Он отказал, и что мне оставалось? А тут такая милая удача — письмо-письмишко, милое письмище. Тогда я еще не знал, что Морской — дезинформатор, и что в его статье обман. Я был уверен, что Асаф, как верный ученик Мордкина, поддастся соблазну и будет мой. Я все спланировал безвредно и красиво, но ваша дура-костюмерша подвела… — Тут Горленко с гордостью стукнул себя в грудь. — Мой план был безупречный и чудесный! Как вы, Ирина, говорили — талантливым отказывать нельзя, а? Я знаю, что на самом деле вы и меня имели в виду, когда это говорили. Вы не смотрите, Ирина Александровна, я не настолько гад, каким кажусь. Я много думал про вашу участь. Такая красота, и вдруг конец… Но вы поймите, даже если б я женился на вас и взял бы вас с собою, порвал бы с нынешней своей невестой, ей полезно, то все равно происхождение не скроешь, и нас на каждом повороте ждали бы унизительные обстоятельства, связанные с вашим прошлым… Я не могу так рисковать, простите.

— Что? Это как вообще вам в голову такое пришло? Я с вами? Ни за что!

— А за спасение жизни? И не только вашей, а, например, еще и за Морского? — лукаво улыбнулся инспектор. — Короче, я нашел бы способ убедить вас. Но — нет. Мне очень бы хотелось, но я себе ответил твердо: нет! Но знайте, я про то, как вас спасти, серьезно думал. Даже был готов свою невесту бросить ради вас.

— Гадость! Гадость! Гадость! — Ирина задрожала и разрыдалась так, что Света, не на шутку испугавшись, забыв обо всех обидах и приличиях, кинулась успокаивать, прижала к себе балерину.

— Завидую я вам, гражданка Инина! — Горленко выразительно сглотнул.

— Постойте… — Скрупулезная Света решила выяснить все до конца: — То есть все слова о прошлом Анчоуса и о его связи с подсудимыми СОУ — вранье?

— Про прошлое — все правда. Раскрыть его Анчоус страшился больше всего на свете. Я, разумеется, о его прошлом знал давно и, когда нужно было, грозился предать информацию огласке. Про СОУ — я слегка преувеличил. Процентов эдак на девяносто девять. Я слышал об анонимных письмах, в которых некто добивался освобождения Людмилы Старицкой-Черниховской и осуждения ее дочери и мужа. Ну и решил, что этим анонимом будет Анчоус. Мы с ним, пока вы по редакциям ходили и газетные вырезки выискивали, потолковали и решили, что, если вдруг мой Колька не придумывает и действительно назовет имя убийцы, да еще и приведет доказательства, то Анчоус сознается, сказав, мол, он убил Нино́, пытаясь сорвать процесс СОУ. Попросит время написать письмо про любовь, чем, безусловно, всех разжалобит и смягчит приговор. Я за это, как могу, улучшу его пребывание в тюрьме и не стану никому раскрывать, кем наш вахтеришка был в гражданскую. Что лучше — отсидеть за костюмершу или быть публично осужденным и расстрелянным за работу палачом при контрреволюционном режиме, а? — Он мерзко засмеялся, радуясь собственному плану, но быстро взял себя в руки. — Давайте по порядку! Бедняга мой Мишель! Узнав, что костюмерша не хочет подчиняться, а собирается жаловаться, он буквально потерял голову. Что только не предпринимал! Уговаривал, запугивал, пытался подкупить. Она уперлась. Анчоус обещал мне все уладить. Это он мне звонил, когда Морской подслушал. Я твердо сказал, что он должен вынудить костюмершу замолчать сегодня же. Я не имел в виду убийство, между прочим. Я думал, он ее переубедит… — Вспомнив об этом, инспектор нахмурился и немного сник. — Мишель ваш — черт чокнутый, конечно… Убил, не замел следы, почти признался… Вы еще Якова с намеками на возможность разговорить этого психа зачем-то привели. Намеки эти стали последней каплей. Я не имею права рисковать! Пришлось выводить Анчоуса из игры. Кабинет Рыбака к возможной инсценировке самоубийства Анчоуса я готовил, думая, что это просто перестраховка, план Z, который никогда не пригодится. Но пригодился. Глупо вышло… В последний момент все чуть не сорвалось. На мой зов в кабинет должны были влететь эти молодые бестолочи или Морской. Но вместо молодых влетел матерый волк. Я так боялся, что он что-то заподозрит… Но все сложилось гладко. Хоть и печально. Поверьте, я не стал бы казнить этого нелепого старика, когда б не крайний случай. И с вами тоже так. Безвыходность причина. Вы не оставите меня в покое, я же знаю… Не бойтесь, вы умрете без мучений. Вы ж не какая-то там контра, вы — свои. Я знаю яд, который первым делом вас усыпит, потом создаст удушье… Не бойтесь, он был в деле уже дважды и доказал свою трудоспособность. Сначала на одном подследственном, которому и так светил расстрел, потом и на Анчоусе. Спокойно выпьете….

— Яд? Выпьем? Не надейтесь! — прокричала Света.

— Посмотрим, — улыбнулся Илья. — Есть-пить вы рано или поздно захотите. А тут и яд. Но, впрочем, можете другую выбрать смерть. От жажды. Говорят, ужасно больно. Поймите, тут вас никто не видит и не слышит. И не найдет. Я просто вас забуду…