— Значит, — согласился инспектор, но тут же завелся снова: — Так что ж ты, твою дивизию, весь такой прямой и безупречный, и вдруг полез откровенным саботажем заниматься? — Горленко наконец перешел к важному: — Зачем прыгнул в яму? Зачем стал орать про убийство? Да еще и племянника моего втравил в историю, отдавши журналистке. Зла не хватает на тебя. Вот честно!
— Где ж тут саботаж? — искренне удивился Морской. — Моего друга, руководителя нашей лучшей в городе секции краеведов, портную и костюмера гражданку Толмачеву безжалостно убили. Хотите сказать, я должен был молчать?
— Конечно должен! — Илья стукнул кулаком по столу и выругался. — А если то не саботаж, а хуже? Соучастие! Я, может, тебе и поверю. Но вышестоящие товарищи с тобой водку не пили, душу ты им не открывал, про эпидемии на фронте не рассказывал, в 1918 году у товарища Межлаука вместе с ними не служил… Они в тебе однозначно пособника убийцы увидят. Иначе отчего такая осведомленность? Ты что, криминалист? Кто дал тебе право делать выводы о том, как и когда была убита жертва?
— Меня четыре года в медицинском учили, как устроен человеческий организм, — твердо ответил Морской. — Нино́ была задушена. Задолго до того, как упала в оркестровую яму. Бумажный шарф не мог стать причиной удушения. Душили чем-то твердым… Эксперты подтвердят.
— Да. Подтвердили. Но ведь ты-то не эксперт! Откуда ты мог знать, например, про время? С чего ты взял, что было пять часов? — Инспектор вытянулся над столом, сверля собеседника взглядом.
«Про это умолчу», — решил Морской. А вслух опять заладил:
— Меня четыре года в медицинском…
— Аааа, хватит! — Илья нервно вскочил, но все же попытался взять себя в руки. — Ладно. Давай подробно, что, когда заметил.
Внимательно выслушав весь рассказ, Горленко снова помрачнел.
— Ты понимаешь, гад, что теперь будет? — сквозь зубы процедил он. — У нас ведь не какая-то кафешка. У нас серьезный стратегический объект. Отсюда радио вещает на всю страну. Тут не только эти твои танцульки, но и серьезные заседания проходят. Я отвечаю тут за безопасность. И вдруг — убийство. «Спектакль сорван убийством, это вовсе не несчастный случай»! Во всех газетах! Кому это надо?
— Хм… — Морского охватила странная внутренняя дрожь. Он, кажется, нащупал логику происходящего. Такое бывало, когда он выходил на след героя для эссе или приближался к разгадке какой-нибудь харьковской тайны. — Не сочтите меня сумасшедшим, но я знаю, кому это надо… Это надо… Большому театру!
— Че-гоооо? — Горленко явно был ошеломлен.
— Преступник вовсе не старался представить все, как несчастный случай, — страстно заговорил Морской. — Он нарочно хотел сорвать спектакль! Нино́ — ее ведь все любили безгранично — не стали б убивать из личных соображений. Тут что-то общественное. — Морской растерянно огляделся, как бы ища поддержки. — Она тут просто средство сорвать премьеру. Какой-то фанат московского Большого театра нарочно это сделал, чтобы в поединке за первую постановку «Футболиста» выиграла Москва!
— Ого! — Инспектор аж протрезвел. — Между прочим, делегация от Большого театра сейчас в Харькове… Асаф Мессерер во главе. Морской, да что же ты молчал? Это прекрасная гипотеза, поверь! — Но тут инспектор что-то осознал и скривился: — Ну, если б еще кто-нибудь другой в нее поверил, было б таки лучше…
Тут на директорском столе зазвонил телефон.
— Инспектор активного подотдела уголовного розыска ЦАУ НКВД слушает! — Горленко схватил трубку. — Что? Нет! Повторяю, не надо никого из центра! У меня все под контролем. Вот именно из-за того, что здание готовится к проведению 9 марта показательного судебного процесса над террористами из СОУ, я и считаю это своим делом. Только своим! Угрозыск тоже к черту! — Илья прикрыл трубку рукой и зашептал: — Морской, ты все же форменный вредитель! Из-за тебя теперь и ОГПУ будет путаться под ногами… — и закричал снова в трубку: — Черт с вами! Присылайте! Мои первичный осмотр уже все равно провели… Да… Как преступник ни старался организовать идеальный несчастный случай, у нас убийство. Да, мы опередили ОГПУ и все уже знаем. Да, первые были на месте. Надо в театр ходить, товарищи, чаще! Искусство способствует оперативности, да!
Тут Морской явственно увидел повод для нового сюжета. Все могло оказаться еще более закручено.
— Минуточку! А если все не так? Нино́ ведь символ театра! Убийство было ритуальным… — Морской и сам не знал, сочиняет он версию для Ильи или действительно верит в то, что говорит.
— Продолжаааай!
— Нино́ единственная, кто работал в театре с самого начала — с 1880 года. Она в глазах многих — сам театр. Понимаете? Ох, ну не важно. Просто вот вы сказали: скоро будет публичный процесс над недавно раскрытым СОУ — «Союзом освобождения Украины», и я понял, что если бы кто-то хотел сорвать процесс, напугать людей, посеять неразбериху, то лучший способ для этого — совершить публичное, громкое, красиво обставленное убийство, — версия и впрямь получилась стоящая. Из-за убийства станет ясно, что в театре небезопасно. Площадка оперного театра будет скомпрометирована.