Фулгрим

— Верно! — воскликнул Феррус Манус. — Мы не можем сделать это сами. Не один месяц мы изо всех сил старались решить задачу, и теперь стало ясно, что это нам не под силу. Мы стремимся искоренить слабость во всем, но попросить о помощи — это не слабость, мои братья. Слабостью было бы отрицать необходимость помощи. Глупо продолжать безнадежную борьбу, когда есть те, кто с радостью протянет руку помощи; и долгое время я был слеп, но сейчас прозрел.

Феррус Манус отошел назад к дверям Анвилария и положил руку на плечо астропата Кистора. Могучий примарх навис над человеком, и казалось, что такая близость колосса причиняет астропату боль.

Затем Феррус Манус протянул перед собой руку, и Сантар, держа перед собой Сокрушитель, шагнул вперед. Примарх взял молот и так легко поднял его, словно оружие было невесомым.

— Мы больше не будем сражаться в одиночку! — воскликнул Феррус Манус. — Кистор говорит, что его хор пропел о скором прибытии моего брата. Уже через неделю к нам присоединятся «Гордость Императора» и часть Двадцать восьмой экспедиции, и мы снова пойдем в бой вместе с братьями из Легиона Детей Императора!

7 Будут другие океаны Возвращение Феникс и Горгон

Остиан начал осторожно отсекать мелкие кусочки мрамора, но затем, когда проступила форма скульптуры, в душе вновь поднялась горечь, вызванная выходкой Бекьи Кински, и он стал откалывать целые пласты, почти не задумываясь над своими действиями. Наконец Остиан с напряжением вдохнул через маску воздух, полный мелкой мраморной пыли, и отступил от мраморной глыбы, прислонившись к огораживающим площадку стальным поручням.

Воспоминание о Бекье заставило его крепче сжать металлическую рукоятку резца и яростно сжать челюсти. Поверхность выходила не такой гладкой, как он задумал, и линии он представлял не такими резкими, но его состояние не способствовало восстановлению гармонии — обида была слишком велика.

Он снова вспомнил тот день, когда они с Сереной рука об руку шли на пусковую палубу и беззаботно радовались перспективе познакомиться с новым миром. После победы, одержанной Детьми Императора на Лаэране или, вернее, на Двадцать восемь — три, в коридорах «Гордости Императора» царило радостное возбуждение.

Серена пришла к нему в роскошном платье и с радостным известием о покорении мира. Платье, по мнению Остиана, едва ли подходило для экскурсии на планету, почти целиком залитую водой. По пути через высокие великолепные залы корабля они шутили и смеялись и по мере приближения к пусковому отсеку встречали все больше и больше летописцев.

В прекрасном настроении скульпторы и художники смешивались с писателями, поэтами и композиторами и в сопровождении закованных в броню Астартес направлялись к выделенным для поездки челнокам.

— Остиан, как нам повезло, — промурлыкала Серена, подходя к огромным позолоченным створкам герметичных дверей.

— В чем? — спросил он, слишком захваченный общей радостью, чтобы заметить злобный взгляд Бекьи Кински, обращенный в его спину.

Ему наконец-то предстояло увидеть океан, и от этой чудесной перспективы сердце едва не выпрыгивало из груди. Остиан старался успокоиться, вспоминая произведения суматуранского философа Салонума, писавшего, что настоящая цель путешествия состоит не в том, чтобы увидеть новые пейзажи, а в том, чтобы обрести новый взгляд.

— Лорд Фулгрим ценит наши старания, сердце мое, — пояснила Серена. — Я слышала, что в некоторых экспедициях летописцы не часто видят самих Астартес, не говоря уж о знакомстве с приведенными к Согласию мирами.

— Ну, ведь Лаэран уже нельзя назвать враждебным миром, — заметил Остиан. — Там не осталось ни одного лаэра, разве что мертвые.

— Хорошая зачистка! Мне рассказывали, что Воитель до сих пор не позволяет летописцам спуститься на поверхность Шестьдесят три — девятнадцать.

— Ничего удивительного, — ответил Остиан. — Говорят, что там все еще держатся силы сопротивления, так что я вполне понимаю запрет Воителя на допуск гражданских лиц.

— Сопротивление! — пренебрежительно фыркнула Серена. — Астартес быстро его подавят. Кто может против них устоять? Разве ты их не видел? Они по сравнению с нами все равно что боги! Неуязвимые и бессмертные!

— Ну, не знаю, — протянул Остиан. — В «Ла Фениче» до меня доходили слухи об ужасных потерях даже среди космодесантников.

— «Ла Фениче»! — насмешливо повторила Серена. — Вряд ли стоит верить всему, что говорится в этом змеином гнезде, Остиан.

Тут, мысленно признал Остиан, Серена была права. «Ла Фениче» — так называлась часть корабля Детей Императора, предоставленная в распоряжение летописцев. Это было высокое просторное помещение на одной из верхних палуб, которое служило местом отдыха, столовой, выставочным залом и местом дружеских встреч. У Остиана вошло в привычку проводить там вечера, болтать, выпивать и обмениваться новостями с приятелями. Там зарождались грандиозные замыслы, в воздухе носились новые идеи, постоянно кипели споры о еще не воплощенных в жизнь творениях, и сама атмосфера этого места казалась одурманивающе притягательной.