Фулл Хаус

Это было уже чересчур. То есть Сашенька прямым текстом намекал мне, что наше с ним невозможное будущее – моих рук дело. Мол, гулящая я. Шлюха, по-русски говоря. Что ж, нам, шлюхам, как говориться, все можно.

– Васенька, – я посмотрела на Большого, придав взгляду томности, и слегка покусывая нижнюю губу. – Разбередили мне душу эти разговоры. А не поехать ли нам в «нумера»? Есть в вашем городишке шикарная гостиница? Чтоб кровать, как аэродром и, непременно, джакузи. Ты же знаешь, любимый, как я склонна ко всяким развратным игрищам?

Разумовский сидел, сцепив зубы, с застывшей на лице улыбкой. Ах, ну да, как же. Инстинкт собственника, так распространенный в мужском кругу. Пусть оно мне самому не надо, но мое, а значит трогать никому нельзя. Да пошел ты, Саша.

Я поднялась на ноги, потянув за собой охреневающего от такого быстрого развития наших отношений Ваську. Однако Большой дураком не был, и рассудив, что уж если сегодня случилось лунное затмение и у объекта его страсти поехала крыша, то пользоваться надо ситуацией незамедлительно. Он, не глядя, бросил на стол несколько купюр и рысью устремился мне вслед, даже не сказав всем оставшимся «до свидания». А я тем более сочла ниже своего достоинства прощаться со всякими мудаками.

И только в машине меня отпустила злость, которой на смену пришло безысходное отчаяние.

Что ж ты, Саша, скотина такая, со мной делаешь? Ну, не нужна я тебе, так отпусти совсем. Не появляйся рядом, не тревожь сердце своей близостью. Разве ж можно так издеваться?

Посмотрела на сидящего рядом Ваську, который от счастья офонарел настолько, что просто уставился  в мое лицо фанатичным влюбленным взглядом. Да и хрен с ним. Не буду же я, в самом деле, всю жизнь хранить верность человеку, которому она не нужна. Вернее, нужна, вроде как, но только потому, что мужской эгоизм и самолюбие того требуют. Хватит. Достаточно.

– Вась, поцелуй меня.

Получилось как-то жалобно и со слезами в голосе.

Большой осторожно притянул меня к себе, касаясь губами моего виска.

– Подожди, Лизонька, сейчас на место приедем, там я тебя так зацелую, что ты еще пощады попросишь. Не хочу вот так, в машине. Что мы, дети малые.

Я опустила голову ему на грудь, стараясь выкинуть из головы глупые, но очень болезненные мысли.

Когда мы вошли в номер гостиницы, сомнения принялись одолевать мой разум, словно стая голодного воронья.

– Васенька, добудь нам шампанского.

Большой застыл на половине пути, двигаясь от закрытой двери ко мне, чтоб слиться в страстных объятиях.

– Так нам могут в номер принести. Ты чего, Лизок? Это ж люкс.

– Нет. – Уперлась я, испытывая очень большое желание хотя бы пять минут побыть наедине, чтоб угомонить несущееся вскачь сердце, и настроиться на то, что сегодняшнюю ночь  проведу вовсе не с тем, с кем мечтала бы. – Хочу, чтоб ты сам.

Большой вздохнул, но послушно вышел в коридор, отправившись на поиски дорогого французского вина, которое заказала капризная дама. Я закрыла за ним дверь на замок и, прислонившись к ней спиной, съехала прямо на пол.

Не прошло и пяти минут, как в номер постучали. Зачем вернулся, интересно? Сказать, что заскоки у меня слишком велики?

Я открыла дверь. На пороге стоял Разумовский. Растрепанный и крайне злой.

У меня вырвался вопрос, который в данном случае был единственной мыслью, появившейся в голове.

– А Вася где?

– В манде! – Рявкнул Саша и переступил порог номера, закрывая за собой дверь.

Девятая глава

Сыч чувствовал себя ужасно. Отвратительно. Что-то не давало ему покоя. То ли мысль, крутящаяся где-то рядом, но никак не способная облечься в  чёткую форму, то ли засевшая глубоко тревога. Это было похоже на то чутье, которым обладают дикие хищники, интуитивно обходящие хитроумные ловушки охотников. Последний раз Сыч испытывал подобные ощущения, когда один очень злопамятный тип  решил его достать. Евгений Александрович, или Жека, как звали его старые боевые товарищи, уже не работал на Контору, но в силу обстоятельств ему пришлось поучаствовать в той нашумевшей и полной слухов операции с Хоттабом. Письмо, отправленное полевому командиру матерью, было перехвачено именно Сычом. Листы смазали ядом и доставили по назначению. Состав использовался "долгоиграющий", поэтому действовать начинал не сразу. Через несколько дней страна узнала о гибели одного из кровавых лидеров Чеченской войны. Вот только  близкий родственник Хоттаба тоже узнал, и не только то, что было известно простым обывателя. За очень хорошую сумму он купил имя человека, принимавшего самое главное участие в той операции. Несколько лет Сыч жил, словно лиса во время загона. Закончилось все закономерно. Евгений Александрович Петров сейчас загорает на море, а тот плохой человек гниёт в земле.