Читаем Фультон полностью

Уличная жизнь приобрела особый характер. Здесь завязывались и кончались кратковременные романы. Легкость нравов граничила с настоящей распущенностью. Сады Пале-Рояля, где еще недавно слышались горячие речи Камилла Демулена и гремели слова: свобода, равенство и братство, стали местом, где собирались подонки веселящегося Парижа. Недавняя простота в одежде уступила место вычурным модам, где главная цель была поразить нарочитостью покроя и отсутствием скромности. Бульвары Парижа заполнились надушенными грассирующими франтами и щеголихами. «Мюскадены» и «энкруаябли» — так назывались представители золотой молодежи крепнувшей буржуазии, щеголявшей своей нелепой наружностью. Узкие, в обтяжку, брюки, цветной сюртук с невероятно высоким воротником и необ’ятным шелковым галстухом, английский светлый жилет с двумя цепочками для часов, вышитые перчатки — таков был наряд уличных фланеров времен Директории. Коротко остриженные на затылке волосы, падавшие на лоб мелкими завитушками, крашеные брови, огромный цилиндр или треуголка с кокардой и толстая узловатая палка дополняли эту карикатурную внешность. Считалось признаком хорошего тона картавить, пришепетывать, горбиться и прихрамывать. В эксцентричности и изысканности костюма не отставали и женщины. У «волшебниц» (Merveilleuses) великим почетом пользовались классические наряды и имена. Платья Минервы, костюмы богини Дианы, прически на манер императора Тита, разноцветные парики и бесчисленные перстни, пояса и браслеты поглощали огромные деньги, так легко добывавшиеся любовниками и мужьями на зеленом поле игорных домов. в биржевых спекуляциях и военных поставках…

Никто не спрашивал о происхождении этих денег. Время, когда надо было скрывать свои средства, прошло. Всякий, у кого они были, стремился пустить пыль в глаза.

И здесь же, неподалеку, через несколько улиц — убогая нищета; ободранные дома, выбитые темные окна, почти никогда не горящие очаги, ввалившиеся от голода глаза и безнадежно усталые лица. Голодные толпы обнищавших ремесленников и пролетариев наполняли предместья святого Антония, Бельвилля и Менильмонтана. Никогда еще социальные противоречия не достигали в Париже такого разительного контраста, как в эти годы правления Директории.

Фультон равнодушно глядел на этот бурлящий котел политических страстей — роскошь, ненависть, золото и нужду. Если бы он только пожелал, он мог бы иметь и золото и все, что можно за него приобрести. У Фультона имелось достаточно и ума и энергии, чтобы добиться того, что тогда (да и не только тогда) называли «успехом» и «счастьем». Но он шел без колебания по выбранной им дороге.

Каждый год работы обогащал и развивал его ум. Его природная изобретательность все больше подкреплялась точными знаниями. На четвертом десятке лет Фультон вступил в ту полосу жизни, когда большой творческий ум отбрасывает все мелкие второстепенные задачи и интересы, сосредоточиваясь на нескольких главных крупнейших проблемах.

Для Фультона такими проблемами были подводная лодка и судно, движущиеся силой пара.

<p>ПОДВОДНАЯ ЛОДКА</p>

Судно, которое могло бы незаметно подойти к неприятельским кораблям и нанести им смертельный удар, вот, — думал Фультон, — оружие, недостающее Франции. Но невидимки существуют лишь в сказках… Быть может, здесь помогла бы маскировка? Лодка, похожая на обломок ствола? Или на пустую барку с двойным дном, где спрятаны люди и бомбы для взрыва? Но зоркий взгляд моряка обнаружит и разгадает врага под любой личиной. Вахтенный увидит его за несколько миль. Но то, что находится под водой, он не обнаружит и за несколько футов… Значит, проблема будет решена, если нападающее судно будет скрыто водой. Итак — подводная лодка…»

Идея подводного судна появилась на свет задолго до времен Роберта Фультона. Эта идея уже имела за собою многолетнюю давность. Первые попытки проникнуть в заповедное подводное царство делались в самой глубокой древности. У Геродота и Аристотеля имеется указание, будто бы в армии Александра Македонского, за 300 лет до нашей эры, были известны подводные колокола в виде опрокинутых вверх дном деревянных сосудов с воздухом, внутри которых могли работать водолазы. Возможно, что это были металлические колпаки с воздухом, которые привязывались к плечам и позволяли водолазу оставаться под водой дольше обычного времени. Существует указание, что знаменитый римский полководец Юлий Цезарь снабжал своих водолазов особыми кожаными поясами с запасом воздуха.

На барельефах и развалинах Ниневии (в Малой Азии) сохранилось изображение воинов, погрузившихся под воду с надутыми воздухом шкурами, вроде бурдюков, в которых и теперь еще на юге перевозят вино.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее