Фультон

— Представьте себе, — развивал свою мысль Барлоу, — обширное здание круглой формы, освещаемое сверху, через большое окно в потолке. Вдоль стен протянуто полотно с художественным изображением какого-нибудь исторического события или красивого вида. Нижняя часть полотна искусно переходит в набросанные перед ней настоящие камни или постройки, составляющие как бы продолжение того, что нарисовано на картине. В этом вся трудность — достичь почти незаметного перехода настоящих предметов трех измерений в плоскостное их изображение на полотне… Верхняя его часть и потолок закрыты веларием — драпировкой, висящей над головой посетителей. Все вместе дает впечатление, будто зрители сами находятся в центре событий и обстановки картины… Сейчас парижане бредят победами генерала Бонапарта в Италии… Почему бы не взять темой нашей панорамы какой-нибудь эпизод из итальянской кампании, например, битву под Риволи или переход через Аркольский мост?

Фультону оставалось только согласиться с идеей Барлоу.

В случае успеха панорама могла бы дать Фультону некоторые средства для дальнейших работ. Кроме того, новое дело само по себе имело известную притягательную силу для проявления его изобретательских и художественных талантов.

В особом помещении закипела работа. Фультон нарисовал несколько эскизов военных сцен, понравившихся Барлоу. По стенам будущей панорамы было натянуто полотно высотой в несколько метров. На внутреннюю поверхность этого полотняного цилиндра Фультон перенес в увеличенном виде контуры сделанных эскизов. Фультон ничего не делал наполовину. Каждому делу, которым ему приходилось заниматься, он целиком отдавал свои мысли и время. В халате, забрызганном красками, он часами просиживал на раздвижных лестницах, до тех пор, пока краски на палитре не смешивались в наступающей темноте. Уроки Вениамина Веста не прошли для Фультона даром. Строгому ценителю живописи работа американского художника и изобретателя вряд ли доставила бы большое удовлетворение. Но Барлоу был от нее в полном восторге.

По мере того, как картина подвигалась вперед, Фультон все острее чувствовал, что он теряет время на пустяки. Но выхода не было. Панорама все-таки давала какой-то шанс для дальнейшей борьбы за новые технические идеи, рождавшиеся в его мозгу. Он решил ничего не говорить о них до поры до времени даже своему другу Барлоу.

На гигантском цилиндрическом полотне были изображены мрачные скалы, пенящиеся горные потоки и зловещие чернеющие облака, сливающиеся с клубами порохового дыма. На фоне вспышек орудийных выстрелов по ненадежному своду каменного моста перебегает французский отряд. Впереди молодой генерал Бонапарт с развевающимся знаменем в одной руке и обнаженной саблей — в другой. Вся картина, несмотря на недостатки композиции и условность фигур, производила известное впечатление. Эффект усиливался настоящими камнями, травой и сваленными стволами деревьев, искусно разбросанных перед самой картиной. Барлоу предложил дополнить передний план несколькими манекенами убитых австрийских солдат. Их разорванные белые мундиры с пятнами крови, куски сломанного оружия, чугунные ядра, зарядные ящики и четыре настоящих орудия еще больше усиливали общее впечатление.

Панорама, открытая на Монмартрском бульваре в начале 1799 года, имела совершенно необычайный успех. Весь Париж сбегался, чтобы полюбоваться на выдумку изобретательных американцев. У входа в здание панорамы пришлось поставить для порядка полицейский отряд — так велик был наплыв нетерпеливых зрителей.

Материальный успех панорамы позволил Фультону продолжить постройку своего подводного судна. Одновременно он продолжал усердно работать над расширением своих знаний в механике.

Барлоу — удачный делец, дипломат и поэт — имел самые обширные связи в различных кругах Парижа. Он познакомил Фультона с виднейшими учеными Франции.