Für Elise (СИ)

— Я хотел бы, чтобы вы взяли с собой фройляйн Циммерман в город до вечера. — Элиза не сдержала улыбки и неосознанно расправила несуществующие складки на новой юбке. — Это будет полезно и для нее, и для… всех остальных.

Габриэль открыл рот и посмотрел на нее стыдливым взглядом. Как и он, Элиза прекрасно помнила, что он толком не извинился за тот случай с отцом, и вряд ли ему хотелось теперь ехать с ней через лес, а после и присматривать в городе. Как никто другой он знал, что если Элиза и что и умела, так это находить неприятности. К тому же, его сильно смутили слова барона обо «всех остальных».

— Естественно, если вы не заняты, — продолжил Александр, — я хотел бы также, чтобы вы позаботились о ее безопасности.

— Как прикажете, — согласился наконец Габриэль, еще недолго помявшись. — Это, получается… Нам к вечеру вернуться?

— К девяти часам фройляйн Циммерман должна стоять здесь, — барон строго посмотрел на нее. — Без опозданий.

— Как прикажете, — повторила Элиза, поклонившись. В ее распоряжении было полдня и почти целый вечер — куда больше, чем ей «разрешал» гулять отец.

— Господин барон, — заговорил Габриэль сбивчиво, подняв руку. — А письмо… Вы будете отвечать?

— Нет. — Александр махнул рукой. — Вы свободны.

Он отдал Элизе кошель, в котором было куда больше денег, чем стоил бы целый курятник. Она пообещала самой себе, что не потратит ни единой лишнего пфеннига, а в «Мельнице» за нее пусть платит Габриэль в качестве извинений. Конечно, на всякий случай она прихватила с собой и гроши, которые скопила перед побегом, но спускать их так просто ей не хотелось. Попрощавшись с бароном, Элиза и Габриэль вышли из замка и, не говоря друг другу ни слова, вдвоем забрались на Грома. Только спустившись к лесу, верховой наконец решил заговорить.

— Ты на меня еще сердишься? — спросил он неуверенно. Обида на самом деле давно прошла, но ей не хотелось, чтобы Габриэль отделался так легко.

— Конечно, — ответила она беззлобно. — Ты сначала чуть не угробил меня, а потом и господина барона.

— Я не виноват! Представь, если бы к тебе домой пришла толпа…

— Ко мне домой и так пришла толпа.

— К тебе пришла только половина! — он нервно дернул поводья, и Гром недовольно зафыркал. — Я нескольких человек отговорил, а остальные разбежались, как только в лесу волки завыли. И вообще…

— Что — вообще?

— Ты не представляешь вообще, что в городе потом творилось! — воскликнул Габриэль. — Барон чуть твоего папашу не пристрелил, он тебе не сказал?

— Нет.

«А жаль», — подумала Элиза про себя. Она думала, что Александр просто стрельнул в воздух, а оказывается…

— Интересно, что отец такого ляпнул, раз даже его вывел.

— Я не знаю, сам он это придумал или кто ему подсказал, но он выдал барону, будто бы он тебя держит насильно и вообще ты… Ну… — Габриэль замялся. Элиза почувствовала, как в груди собрался тяжелый комок.

— Что?

— Любовница его, — сказал верховой очень тихо. Элиза с силой сжала кулаки, чувствуя, как заливается краской. Ей одновременно сделалось и смешно, и мерзко.

— И что дальше?

— Барон выстрелил, — продолжил Габриэль. — Пуля у твоего папаши почти над головой пролетела, представляешь? Чуть след не остался. Остальные сразу испугались и побежали, а барон ему сказал, что в следующий раз ему такое с рук не сойдет. Я слышал, вообще, что когда он вернулся, фрау ему такую трепку задала, еще хуже чем после того, как ты сбежала!

— Я бы ему добавила, — пробормотала Элиза. — А потом что было?

— По городу поползли слухи. Всякие, не только про это. Градоначальник отправил меня к барону, чтобы он объяснился, а барон потребовал, чтобы он разобрался со сплетниками, и нескольких — кто особо много болтал, даже посадили в клетку на несколько дней. Видела, я письмо привез? Это от градоначальника, что он все сделал. Представляешь, какой дурак? Решил, что барон перед ним будет объясняться!

— И правда, дурак.

Элиза тряхнула головой. Все наконец встало на свои места. Она должна была появиться в городе, чтобы все наконец убедились, что она жива и здорова, и прекратили разговоры. Естественно, Александр отправил ее не потому, что его волновало ее самочувствие или честь — он хотел обезопасить в первую очередь себя. Кёнигсберг не так далеко, как казалось на первый взгляд, и пусть там не узнают о надругательстве над гербом, то обо всем остальном — вполне. Габриэль говорил еще о каких-то сплетнях, рассказывал что-то про Джейкоба, но все мысли Элизы были теперь заняты бароном и их разговором в комнате с орлом. Он сам сказал, что при дворе его не любят, и это слишком хорошо ложилось на слухи о том, что в столице мечтают, чтобы хозяин Бренненбурга умер поскорее и его имение отошло кому-нибудь помоложе.

Альтштадт встретил их пылью и несколькими удивленными взглядами, проводившими их до самой «Мельницы». Элизе было интересно, как быстро кто-нибудь добежит до фермы Циммерманов, чтобы доложить отцу. На улице было не так людно, значит, у них в запасе несколько часов точно, а там — как получится.