Für Elise (СИ)

С готовкой она управилась быстро, даже быстрее, чем обычно, и первым делом решила отправиться к барону. Оставлять ужин перед дверью кабинета было для нее привычным делом — к тому же, Элиза надеялась, удастся хоть немного с ним поговорить. Зайдя в короткий коридорчик, она глубоко вздохнула, пытаясь побороть взявшееся неизвестно откуда волнение. Подойдя к столику, она прислушалась: из-за закрытых дверей доносился звук шагов и приглушенного голоса, как будто Александр говорил сам с собой, но слов она разобрать не могла. Когда Элиза поставила поднос, дверь неожиданно распахнулась — барон стоял на пороге, глядя на нее исподлобья.

— Что вы тут делаете?

— Простите, — тут же извинилась Элиза, отходя на шаг назад. — Я просто принесла ужин. Вы ведь… Вы ведь пропустили обед…

— Вот оно что, — ей показалось, лицо Александра смягчилось. — Благодарю.

— Я не хотела вас беспокоить, простите, — пробормотала она, собираясь с силами. — Господин, пожалуйста, скажите… Вы не проверяли Даниэля? Как он?

— Ему уже лучше. Не переживайте, с ним все будет хорошо.

— Я видела кровь и испугалась, что он ранен.

— Вам показалось, — перебил он. Элиза опешила, и когда барон уже собирался вернуться в кабинет, вдруг выпалила:

— Мне не показалось, — она почувствовала, как внутри все холодеет. — Я сама видела, и после вытерла пол и сожгла тряпку. Почему…

Александр медленно развернулся и вышел в коридорчик, прикрыв за собой дверь. Его взгляд, тяжелый, почти враждебный, заставил Элизу вздрогнуть, но она смогла выдержать его и не отвернуться. Будь она смелее, добавила бы, что и гул в прошлый раз ей тоже не причудился, но все слова застряли в горле, как будто замерзли от страха. Барон долго молчал, изучая ее бледное лицо и подбирая слова для ответа.

— Вас это не касается, — сказал он наконец. — Вы сами пообещали, что не будете ничего выведывать о моих делах, фройляйн Циммерман.

— Мне просто страшно, — сказала Элиза со слезами в голосе, хоть и понимала, что лучше ей вообще ничего не отвечать. В конце концов, она целиком и полностью находилась на его территории. — Как он приехал, в замке началась какая-то чертовщина, и если бы вы хоть объяснили…

— Я не обязан вам ничего объяснять.

«А я не обязана молчать о том, куда делся Клаас», - возникла в ее голове неожиданная, резкая мысль.

Не иначе, как Александр читал ее мысли — другого объяснения тому, как он помрачнел, Элиза не видела. Ее саму колотило от страха, но она продолжала упрямо стоять, задрав голову и пытаясь найти в разноцветных глазах что-то, хоть смутно похожее на ответ на ее вопросы, которых накопилось слишком много, чтобы она и дальше молчала, довольствуясь сухими, неправдоподобными объяснениями. Прежде, чем ответить, барон выдержал долгую паузу. Элиза чувствовала, как ее голова на несколько мгновений стала страшно тяжелой, а в глазах потемнело.

— Поэтому я и сказал тогда, что наука для вас не предназначена, — сказал наконец Александр куда мягче, как будто пытаясь успокоить ее и увести разговор в другое русло. — Вещи, которыми мы занимаемся с Даниэлем, требуют серьезных рисков и определенных жертв.

— Каких жертв?

— Крысы, кролики, разная мелочь. Просто Даниэль… Оказался очень чувствительным молодым человеком. Он пережил много ужасных вещей, но они не закалили его, а наоборот, сделали куда восприимчивее. Сейчас, я думаю, ему стало лучше, и, так уж и быть, вы можете его навестить.

Элиза прекрасно понимала, что барону хотелось просто как можно скорее от неё избавиться, и была благодарна за то, какой способ он выбрал: не стал и дальше кричать на нее и прогонять, даже их с Даниэлем утренний танец не припомнил, хотя она была уверена, что до этого дело еще дойдет, просто сейчас проблемы были куда важнее. Поклонившись и еще раз попросив прощения, она выбежала из кабинета и вернулась на кухню за вторым подносом, предназначенным для гостя.

Остановившись у двери в гостиную, Элиза постучала, но не услышала ответа. Надеясь, что англичанин спит, она проскользнула в комнату и заглянула в спальню. Даниэль неподвижно лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Осторожно, на цыпочках, она прошла дальше и поставила поднос на стол. Услышав странный свистящий звук, Элиза обернулась и увидела, что Даниэль вовсе не спал: он плакал, мелко дрожа всем телом и тихо всхлипывая.

— Даниэль? — спросила Элиза робко, подходя ближе. — Все хорошо?

Англичанин поднял голову и посмотрел на нее невидящим взглядом, застланным слезами. Элиза вспомнила слова барона о том, сколько Даниэлю пришлось перенести перед тем, как приехать в Бренненбург, и ее сердце снова сжалось. Она никогда раньше не сталкивалась с чужим горем вот так, лицом к лицу — даже когда умирал кто-то из близких, она чувствовала странную отчужденность, не дававшую ей сойти с ума так же, как все вокруг, но теперь этой отчужденности больше не было. Была только она сама и человек перед ней, которому было больно настолько, что он не мог сказать и слова, и Элиза совсем не знала, как ему помочь.