Für Elise (СИ)

— Дайте мне, — пробормотала Элиза, поправляя несчастного Манфреда.

— Простите, пожалуйста, — сказал англичанин тихо, пряча глаза. — Клянусь, я за вами не подсматривал.

— Это я должна извиняться. Господин запрещает мне… Так делать, когда в замке гости.

— Почему? Мне кажется… Мне кажется, вы хорошо танцуете.

Она густо покраснела, не зная даже, что ему ответить. Манфред ухмыльнулся опущенным забралом, и Элиза подавила порыв развалить его окончательно, чтобы, во-первых, разрушить повисшую неловкую тишину, а во-вторых, найти себе занятие на ближайшие полчаса так точно. Даниэль молчал, разглядывая то каменную кладку на полу, то бросая быстрый взгляд на Элизу, которая замерла, положив руку на плечо доспеха. Она не умела, даже сказать, не знала, как отвечать на такие комплименты. Не то, чтобы никто раньше ей их не делал — просто каждый раз, когда рядом с ней появлялся кто-то, похожий на ухажера, следом появлялся герр Циммерман, и тогда несчастный юноша в лучшем случае отделывался побоями, в худшем — выстрелом солью из любимого отцовского ружья, а Элиза вновь и вновь выслушивала, какая она распутная и как закончит свою жизнь в ближайшей канаве.

— Элиза, — позвал Даниэль, заметивший, как ее лицо из темно-красного сделалось бледным. — Прошу, простите меня. Я правда не хотел…

— Все хорошо, — отозвалась Элиза, тряхнув головой. — Вы не виноваты.

— Может быть… — он снова отвел глаза в сторону и почесал затылок. — Может быть, станцуете со мной?

— Вы надо мной шутите?

— Нет. Вовсе нет.

Элиза недоверчиво огляделась по сторонам, задержав внимание на зале, откуда в любой момент мог появиться Александр, а затем перевела взгляд на протянутую ей ладонь, большую, с длинными аккуратными пальцами. Здесь не Альтштадт, и отец не возникнет из-под земли, готовый рвать и метать. Да и Даниэль был намного лучше, чем деревенские мальчишки — всегда вежлив и всегда очень осторожен в словах и поступках. С недоверием, до сих пор сомневаясь в собственных мыслях, она приняла предложение, взяв его за руку — то, какой крошечной выглядела ее собственная ладонь, даже показалось ей смешным. Заливаясь краской, Даниэль положил руку ей на талию, а Элиза вцепилась ему в плечо, боясь потерять равновесие. В голове шумело, и ей казалось, будто все вокруг, кроме красного лица англичанина, потемнело.

— Раз-два-три, — отсчитал он, уводя ее за собой и продолжая шептать. — Раз-два-три.

Элиза молчала. Даниэль был намного выше, и ей пришлось задрать голову, чтобы хотя бы видеть его лицо, в тусклом освещении казавшееся необычно красивым. Неловко улыбаясь друг другу, они кружили по широкому коридору, со временем все больше и больше набирали скорость. Страх и волнение исчезли — осталось только приятное покалывание внутри, как будто бы Элиза каталась на качелях, стремясь улететь как можно выше, в самое небо, и ей хотелось верить, что Даниэль испытывал то же самое.

— Сюда не хватает вашего друга со скрипкой, — сказал он весело.

— Откуда вы знаете, что он мой друг?

— Габриэль сказал.

— Мы можем пойти в «Мельницу» в следующий раз.

Даниэль рассмеялся, но тут же осекся, взглянув вперед. Элиза обернулась и, увидев в начале коридора красный силуэт, тут же отпустила своего партнера и отскочила на несколько шагов, хватаясь за оставленную в углу метлу, пытаясь притвориться, что все это время она подметала, пусть в этом и не было никакого смысла. Громко стуча тростью по полу, барон подошел к ним и смерил обоих недовольным взглядом, особенно долго задержавшись на Элизе, уткнувшейся в пол. Это была первая ее по-настоящему серьезная провинность, которую Александр заметил. Гостю он, может, ничего не сделает, а ей наверняка нагорит по полной, прямо как дома.

— Нам пора, — сказал он Даниэлю. — Пойдем.

— Как… Как скажете.

Бросив на Элизу разгневанный взгляд, он махнул рукой и молча пошел обратно, к лифту. Уходя вслед за бароном, Даниэль обернулся, прошептав что-то, но она не услышала. По крайней мере, хоть несколько минут им было весело, даже если за эти несколько минут придется понести наказание — оно того стоило.

Они не явились на обед, и к вечеру Элиза уже начала волноваться. Больше всего она боялась, что однажды внизу случится беда, а она об этом даже не узнает, пока сама не решится спуститься на лифте, преодолев страх не столько перед бароном, сколько перед самой машиной, до сих пор заставлявшей ее вздрагивать от шума. В голове у Элизы проносились самые страшные картины: и неожиданный обвал, и неудача при эксперименте, и даже то, что красное нечто могло оплести собой двери и шестерни лифта, либо вовсе не дав им подняться, либо обрушив клетку подъемника на полпути. Когда в зале снова раздался тяжелый скрип, она выдохнула с облегчением, молясь, чтобы они добрались до верха благополучно.