Фургончик с мороженым доставляет мечту

– Вижу, вы больше не деретесь? – Сольвейг появилась на пороге. Она принесла пузырек бриллиантовой зелени и кусочек ваты. – Он не такой плохой. Я и сама не знаю, что на него нашло.

Даниэль отдернул руку. Сольвейг присела рядом и, обмакнув вату в раствор, принялась бережно промокать царапины.

– Ай! – бриллиантовая зелень ужасно щипала.

– Тш-ш-ш, – Сольвейг наклонилась и подула на кожу, почти касаясь ее губами. – Мужчины готовы переносить любые лишения, но боятся зеленки как огня.

– Она жжется.

– Знаю, придется потерпеть.

«Я готов вытерпеть что угодно, если вы рядом», – Даниэль хотел сказать это вслух, но в груди снова защемило. Ее волосы пахли дождем и отчего-то перечной мятой, свет электрической лампочки ложился на них золотой спиралью, и казалось, над головой висел сверкающий ореол.

– Так кто такой этот… Клод?

– Калеб. Он… – взгляд Сольвейг метнулся к колоде карт, лежащей на тумбочке у кровати. – Я храню его мечту.

– Неужели… – Даниэль кивком указал на карты: – Это?..

– Да.

– Но они… не похожи на другие мечты. Вы часто держите их, и ничего не происходит.

– Вы правы, – закончив обрабатывать царапины, Сольвейг смяла вату и стала катать ее кончиками пальцев. Они тут же окрасились в зеленый цвет. – Эта мечта не такая, как другие.

– О чем же он мечтал?

– О вечной жизни.

– Можно мне… – Даниэль потянулся за картами, но Сольвейг остановила его, пожалуй, даже слишком резко.

– Нет! Не стоит! Это опасная мечта, она способна отравить любую душу. И потому я всегда держу колоду при себе.

– А на вас она не влияет?

– Я бессмертна и без того, – она протяжно вздохнула и потупилась. – Однажды карты забрали у меня. Обычный человек, как и вы.

Обычный человек… эти слова льдинкой кольнули Даниэля между ребер. Сольвейг продолжала:

– Он был служителем церкви, а я… я была ведьмой. Он счел карты бесовским орудием и отнял их, а после лишился рассудка. Этот человек следовал за мной из города в город, куда бы я ни отправилась. Он находил меня повсюду и каждый раз умолял подарить ему вечную жизнь.

– Что с ним стало?

– Умер от чахотки. И только после смерти выпустил колоду из рук. Он утратил свою веру, отказался от Бога.

– Вам его жаль? Он ведь преследовал вас и считал ведьмой!

– Но он верил в это. По-настоящему, – Сольвейг замолчала, разглядывая свои позеленевшие пальцы.

Даниэль в который раз поразился ее способности прощать. Сам он едва ли мог похвастаться тем же. Кот перевернулся на другой бок, снова свернулся загогулиной и тихо, почти по-человечески захрапел. Сольвейг хихикнула:

– Он будто знал, кто живет в том номере.

– Я подумал о том же, фру.

– Странно, не правда ли?

– Не то слово, – Даниэль на секунду задумался. – А мечты не могут притягивать своих хозяев?

– Хм…

– Сумасшедший Тодор, он ведь нашел вас. А после встреча с Бернардом. И теперь вот Кайл.

– Калеб.

– Расскажите о нем.

– Это долгая история.

– У нас впереди вся ночь, – Даниэль ощущал, как усталость и сон тянут к нему свои щупальца, но повод остаться здесь, вместе с Сольвейг, слушать ее голос, втайне любоваться движением губ, был таким простым и естественным, что не воспользоваться им – означало остаться в дураках.

Забыв о зеленке, она потерла подбородок – на нем отпечаталась клякса. Даниэль обмакнул пальцы в таз с водой:

– Позвольте мне, – и осторожно коснулся ее лица.

– Зеленку так просто не смыть, – Сольвейг улыбнулась. – Теперь мы с вами оба помечены.

Даниэль нехотя опустил руку, напоследок проведя большим пальцем по коже. Она была холодной и гладкой, точно слоновая кость. На краткий миг Даниэль представил себя скульптором, Сольвейг же явилась в образе Галатеи – прекрасной и недоступной. Она замерла. Ее зрачки расширились – ледяные моря глаз подернулись мглой. Кот жалобно мяукнул во сне. Магия момента рассеялась, точно туман над водой.

Сольвейг растянулась на кровати и уставилась в потолок. Даниэль остался сидеть, подобрав под себя ногу. Он боялся, что уснет, едва голова коснется подушки.

– Я не знаю, где он родился и вырос, – начала Сольвейг, – но знаю, кем он был. Отчаянным моряком, отважным безумцем, храбрейшим из людей и первым, кто обменял свою мечту на вечную жизнь.

Нервный человек в халате и перчатках никак не вязался с образом, который описывала Сольвейг, но Даниэль не желал прерывать ее и лишь завороженно слушал. Она продолжала:

– Я хотела бежать в Америку, но за душой у меня не было ни гроша. Калеб услышал, как я умоляю капитана торгового судна «Толстушка Мари» взять меня на борт, хотя бы помощницей кока, и пожалел. Он не стал задавать вопросов, видя мое отчаяние. Он знал, каково это. Калеб провел меня на корабль и укрыл в трюме. Велел только охранять мешки с зерном от крыс. Каждый день он приносил мне еду – делил свою порцию надвое, рассказывал мне истории о странствиях, развлекал, показывая карточные фокусы. Он не расставался с этой колодой. Говорил, она приносит удачу. Но в тот раз удача отвернулась от него. Капитан был прав. Женщина на корабле – не к добру.