Он обернулся. Испуг и удивление в глазах сменились узнаванием.
– Так значит, ты не мираж…
– Нет.
– Значит, ты говорила правду.
– Да.
Калеб нахмурился. На скулах заиграли желваки. Он схватил Сольвейг за руку, втянул в комнату и прижал к стене.
– Что ты сделала со мной?! – голос походил на рык разъяренного зверя.
Дракула, вмиг оказавшись у его ног, угрожающе зашипел. Сольвейг с трудом могла говорить – пальцы Калеба сомкнулись на ее шее.
– Я… я не знала… что так… будет…
– Не лги мне, ведьма!
– Я не…
На шум из своего номера выбежал растрепанный Даниэль.
– Эй! Отпусти ее! – он оттащил Калеба, хоть и не без труда. Изрядно похудевший, тот не утратил былой силы.
Даниэль явно собирался затеять драку, но Сольвейг остановила его. Она хватала ртом воздух, горло саднило, и каждый вдох отзывался болью.
– Не нужно… прошу… – она видела, как Даниэль борется с желанием хорошенько наподдавать Калебу: руки сжаты в кулаки, челюсть стиснута до зубовного скрипа. – Давайте… поговорим…
Мужчины сверлили друг друга взглядами, будто играли в «кто первый моргнет». Дракула уже не шипел, но шерсть на его загривке стояла дыбом.
– Только уберите кота, – Калеб сдался первым. – У меня аллергия.
Сольвейг послушно подхватила Дракулу – он не стал сопротивляться – и заперла в своем номере. Из-за двери донеслось возмущенное мяуканье.
– Прошу вас, сядьте.
Скривив лицо, Даниэль подчинился. Он опустился на стул, не переставая следить за каждым движением Калеба, тот уселся поодаль, на угол кровати.
– Прости меня, – начала Сольвейг. – Клянусь, я не знала… что все обернется так.
– Как? – Калеб натянул шапку еще ниже, она почти скрыла глаза. – Как ты сделала это?
– Этого я тоже не знаю. Видишь ли… та колода, что ты отдал мне, – это твоя мечта.
– Моя удача.
– И ты обменял ее на вечную жизнь.
– Ведьма…
– Я бы попросил вас выбирать выражения! – вмешался Даниэль. Его шея моментально покрылась пятнами.
– А ты, собственно, кто? – Калеб выжидательно уставился на него.
– Он мой… – Сольвейг запнулась. Две пары глаз обратились к ней. – Добрый друг.
Лицо Даниэля как-то странно вытянулось.
– Калеб, прошу, вспомни, кем ты был.
– Зачем?
– Потому что я могу вернуть тебе твою жизнь и твою мечту.
– И я снова стану смертным?
Она кивнула. Калеб вздрогнул всем телом, его мышцы напряглись, взгляд заметался по комнате, словно некогда отважный моряк раздумывал, не сбежать ли ему прямо сейчас?
– Мир слишком опасный. Столько всего, – забормотал он, загибая пальцы: – Цинга, лихорадка, чахотка, чума, холера, воспаления, пыль, пыльца, шерсть, кинжалы, пули, дурман-грибы…
Даниэль хмыкнул.
– Нельзя недооценивать вред мухоморов! – парировал Калеб. – А еще колючек, иголок, поганок…
– Калеб, пожалуйста! Вспомни «Толстушку Мари»!
– Но зачем?
– Прошу…
Повинуясь внезапному порыву, Сольвейг подскочила и стащила с его руки перчатку. На запястье красовался знакомый шрам – след от заточенных клыков. Отпечаток одной из множества историй об отваге и безрассудстве морского волка. Сольвейг невыносимо было видеть смятение, которое исказило душу и тело Калеба: его волевой подбородок стал меньше, «сдулся» и скукожился, плечи поникли и опустились, а спина ссутулилась.
Калеб поспешил отдернуть руку, но через миг уже с удивлением рассматривал шрам, будто заметил его лишь сейчас. На глазах выступили слезы – поток, смывающий пелену, что окутала разум. Не мешкая, жестом заправского фокусника Сольвейг достала из рукава потрепанные карты и протянула Калебу. Он воззрился на них так, словно увидел привидение, и нерешительно потянулся в ответ. Едва его мелко дрожащие пальцы коснулись колоды, комнату озарило сияние, слепящее, как если бы солнце вдруг решило спуститься поближе к земле и заглянуть в окна уютной гостиницы. Лучи, точно мягкое сливочное масло, с ног до головы облепили всех, кто был в номере, а спустя секунду вспышка погасла, не оставив после себя ни искр-светлячков, ни серебристого свечения. «Неужели не сработало?» – успела подумать Сольвейг прежде, чем ее накрыла тьма.
Обезьяний переполох
Нахальные лучи забирались под веки. Да еще Дракула, похоже, тыкал своей усатой мордой прямо в лицо. Сольвейг со стоном оттолкнула кота и перевернулась на бок. Тело наткнулось на что-то мягкое и теплое. «Даниэль…» – пронеслось в голове. С закрытыми глазами Сольвейг прижалась к нему, носом втянула солоноватый запах кожи, очертила рукой живот и грудь, сминая рубаху. Даниэль вздрогнул, обнял ее, притягивая ближе, и зашептал:
– Вы в порядке, фру?
Она ответила, не желая просыпаться, – если это сон, пусть он продлится хотя бы одну вечность:
– Пока вы здесь, да.
Ощущение дежавю подхватило ее ледяной волной и заставило сесть. Все закружилось, комната пустилась плясать в жутковатом хороводе.
– Калеб!
Даниэль поднялся следом и погладил Сольвейг по спине.
– Он уехал.
– Так значит, все было на самом деле? Что произошло? – она обернулась и наткнулась на обеспокоенный взгляд.
– Вы потеряли сознание, фру.
– И долго я была?..
– Почти сутки, – Даниэль устало улыбнулся. – Перепугали хозяйку. Да и меня тоже.
– Мяу!
– Вынужден согласиться с котом.
– Но как это случилось?