Еще один марат – тоже из клана Овцерезов – встал и шагнул к ним:
– Он говорит как алеранец. Как трус.
– Я говорю правду, – возразил Фиделиас. – Если ты мудр, молодой воин, ты прислушаешься к словам старшего.
Несколько секунд Ацурак молча смотрел на него. Потом резко выдохнул:
– Алеранцы бьются как трусы. Заставим же их помериться с нами в Испытании крови прежде, чем они смогут подготовить своих духов, чтобы спрятаться за ними. Мы нападем на рассвете.
Фиделиас кивнул:
– Значит, праздник завершен?
Ацурак покосился на дрожавшую под рукой Фиделиаса пленницу:
– Почти.
– Пожалуйста, господин, – прошептала девушка. – Пожалуйста, помогите.
Фиделиас внимательно посмотрел на нее и кивнул, взяв другой рукой за подбородок.
А потом резким движением сломал ей шею. В наступившей на вершине холма тишине хруст показался особенно громким. Еще пару секунд глаза ее потрясенно смотрели на него. Потом взгляд ее медленно угас.
Он отпустил голову мертвой девушки, и она упала, с глухим стуком ударившись о камень.
– Теперь завершен, – сказал он Ацураку. – Будь на месте с восходом солнца. – Он побрел через круг обратно к Олдрику, стараясь не показывать хромоты.
– Алеранец, – прорычал Ацурак с плохо скрываемым бешенством. Фиделиас приостановился, не оборачиваясь. – Я запомню это оскорбление.
– Ты только будь на месте в срок, – сказал Фиделиас.
Не оглянувшись, он зашагал вместе с Олдриком вниз по склону, к носилкам. Олдрик, насупившись, держался рядом. Где-то на полпути вниз желудок Фиделиаса свело судорогой, и ему пришлось остановиться, низко опустив голову и покачиваясь на больных ногах.
– Ты что? – негромко спросил Олдрик.
– Ноги разболелись, – солгал Фиделиас.
– Ноги у него разболелись, – все так же тихо буркнул Олдрик. – Фурии, да ты ведь убил эту девочку.
Фиделиас все еще боролся со своим желудком.
– Да.
– И тебя это ни капельки не трогает?
– Ни капельки, – снова солгал тот.
Олдрик покачал головой.
Фиделиас сделал вдох. Потом еще один. Приступ тошноты вроде бы прошел.
– Она была уже мертва, Олдрик, – устало произнес он. – Скорее всего, ее родных и друзей сожрали заживо у нее на глазах. Она просто была последняя в очереди. Даже если бы нам удалось вытащить ее отсюда невредимой, она видела слишком много. Нам все равно пришлось бы самим убрать ее.
– Но это ты убил ее.
– Это самое милосердное, что я мог для нее сделать. – Фиделиас выпрямился. В голове постепенно прояснилось.
Какое-то время Олдрик молчал.
– Великие фурии, – произнес он наконец. – На такое вот убийство у меня бы духу не хватило.
Фиделиас кивнул:
– Главное, чтобы это не мешало тебе исполнять свой долг.
Олдрик хмыкнул:
– Ты как, готов?
– Готов, – сказал Фиделиас. Они двинулись дальше по склону. – По крайней мере, мы заставили маратов шевелиться. – Ноги болели отчаянно, но спускаться с холма было все же легче, чем подниматься на него. – Готовь своих людей. Рыцарей гарнизона будем атаковать так, как планировали по дороге сюда.
– Значит, без боя все-таки не обойтись, – буркнул Олдрик.
Фиделиас кивнул:
– Не думаю, чтобы операции что-либо помешало.
Глава 32
Тави отчаянно лязгал зубами, кутаясь в плащ, когда их с Линялым вытолкали из шатра, в котором они провели ночь. Сам он, впрочем, не знал точно, от холода он дрожит или от переполнявшего его возбуждения, не дававшего ему усидеть на месте и гнавшего прочь холод вступающей в свои права зимы.
– С-снега еще больше в-выпало, – пробормотал Тави, шагая за неразговорчивым Дорогой.
Большие белые хлопья, кружась, завесили небо белой пеленой. За день снежный покров превратился из тонкой обледеневшей корки в мягкий, толстый ковер, в котором Тави утопал по щиколотки. Правда, даже так он ухитрился поскользнуться там, где лед оказался едва припорошенным, но Линялый бросился вперед и успел подхватить его.
– Здорово.
Не убавляя шага, Дорога обернулся к нему.
– Это и правда хорошо, – сказал он. – Снег и темнота – возможно, большинство Хранителей будут спать.
Тави нахмурился:
– Каких еще Хранителей?
– Хранителей Безмолвия, – объяснил Дорога.
– Кто это?
– Увидишь, – сказал Дорога.
Он продолжал шагать по снегу, направляясь к огромному старому гарганту, тупо жевавшему свою жвачку. Дорога подошел к нему и вроде бы не подал никакого видимого сигнала, однако тот опустился на колени. Использовав согнутую ногу животного в качестве ступени, Дорога ухватился за свисавшую с седла плетеную веревку и легко взобрался на него, а потом помог Тави и Линялому.
Когда все трое оказались в седле, гаргант неспешно поднялся на ноги, повернулся и зашагал по снегу. Некоторое время они ехали молча, и, хотя от спины гарганта исходило тепло, а с обеих сторон Тави прикрывали от ветра соседи, он все же продолжал дрожать. Значит, все-таки от возбуждения, решил он, и губы его невольно растянулись в улыбке.
– Так что за штуку мы должны принести? – поинтересовался он.
– Благословение Ночи, – отозвался Дорога.
– А что это такое?
– Растение. Гриб. Растет в самом сердце долины Безмолвия. В большом дереве.
– Угу… – сказал Тави. – А для чего он нужен?
Дорога даже зажмурился от подобного невежества.