Фурии Кальдерона

– Для чего он нужен, мальчик из долины? Для всего нужен.

– Ценный, значит?

Дорога тряхнул головой:

– Одним словом этого не передать. Лихорадка. Отрава. Раны. Боль. Даже возраст. Он властен над всем этим. Для нашего народа нет ничего более ценного.

Тави присвистнул:

– А сейчас у вас есть такой?

Дорога поколебался. Потом отрицательно мотнул головой.

– Почему?

– Он растет только здесь, мальчик из долины. И очень медленно. Если повезет, один человек в год возвращается, принося с собой немного Благословения.

– Тогда почему вы не посылаете больше людей?

С минуту Дорога молча смотрел на него.

– Посылаем, – сказал он наконец.

Тави зажмурился:

– Значит… гм… значит, я правильно понимаю: с теми, кто не вернулся, что-то случилось?

– Хранители, – кивнул Дорога. – Их укус смертельно ядовит. Но есть и у них слабое место.

– Какое же?

– Когда падает кто-то один, Хранители набрасываются на него. Все до единого. И не преследуют никого другого до тех пор, пока не сожрут без остатка первого. – (Тави ахнул.) – Таково Испытание моего народа перед Единственным, мальчик из долины. Ночь только начинается. Ты пойдешь в долину Безмолвия и вернешься до рассвета.

– А что, если мы не вернемся до рассвета?

– Значит, вы не вернетесь.

– Хранители?

Дорога кивнул:

– Ночью они медлительны. Бесшумны. Никто из них не покидает пределов долины Безмолвия, когда Единственный заполняет небо своим светом.

– Здорово, – повторил Тави и глубоко вздохнул. – А где твой сын?

Дорога посмотрел куда-то в небо, потом снова на Тави:

– Мой… что?

– Китаи. Твой сын.

– А… Мой щенок, – кивнул Дорога и опустил взгляд на землю перед ними. – Хашат приведет Китаи.

– Так он едет не с тобой?

Дорога промолчал.

– Что? – спросил Тави. – Он в ссоре с тобой? Шатается с кланом Лошади?

Дорога прорычал что-то, и гаргант под ними взревел так, что у Тави лязгнули зубы.

– Ладно, ничего, – поспешно произнес Тави. – Далеко еще до этого твоего большого дерева?

Дорога направил гарганта вниз по длинному пологому склону и ткнул пальцем вперед.

– Сам посмотри.

Тави вытянул шею, пытаясь взглянуть поверх широких плеч Дороги, потом осмелел настолько, что привстал на спине гарганта; Линялый, правда, придерживал его за пояс.

Там, далеко впереди, склон, изборожденный длинными полосами теней на снегу, резко обрывался вниз, словно чья-то исполинская рука выдолбила в земле перевернутый купол. По верху круглой пропасти шел низкий гребень; окружность была так велика, что Тави не видел дальнего ее края. Неяркий зеленоватый свет струился из провала, и, когда гаргант подошел поближе, Тави увидел, откуда свет исходит.

Дно провала – огромной, утопленной в землю чаши – сплошь поросло деревьями. Ничего подобного Тави еще не видел. Искривленные, скрученные стволы тянули к небу множество ветвей, напоминавших поднятые в отчаянии руки утопающих.

Свет сочился откуда-то из крон деревьев. Тави хмурился и щурился, пытаясь разобраться в том, что же он видит. Деревья сплошь покрывала какая-то странная поросль, и это от нее исходило слабое зловещее свечение. Она напоминала лишай или мох, но вместо того, чтобы лепиться к деревьям пятнами или тонким слоем, как это обычно бывает, она покрывала их толстой желеобразной массой. Когда гаргант подошел еще ближе к краю обрыва, Тави увидел, что в ее толще имеются протоки и места, под которыми, похоже, остались воздушные пузыри. Казалось, какой-то великан слой за слоем лил на лес, на протянутые в мольбе ветви расплавленный воск, пока все это не начало походить на какую-то причудливую картину.

И в самом центре этого безумного леса стояло древнее дерево – высокий, корявый ствол, бóльшую часть ветвей которого обломало время. Расстояние мешало определить его истинные размеры, но Тави решил, что высота его, должно быть, изрядна.

– Восковой лес, – прошептал Тави. – Ух ты. А я и не знал, что он такой красивый.

– Опасный, – тихо пробормотал Линялый. – Он опасный, Тави. Линялый пойдет туда.

– Нет, – возмутился Тави. – Я сам вызвался. Мне и проходить Испытание. – Он покосился на Дорогу. – Так ведь?

Дорога посмотрел на Тави, потом перевел взгляд на Линялого.

– Слишком тяжелый, – сказал он.

– Что? – не понял Тави.

– Слишком тяжелый, – повторил Дорога. – Его вес пробьет поверхность кроуча. Воск. Это разбудит Хранителей, стоит ему ступить на нее. Только наши щенки или маленькие самки могут войти в долину Безмолвия и остаться живыми.

Тави сглотнул.

– Ну, – хрипло сказал он, – значит, тем более это должен быть я.

Линялый насупился, но промолчал.

Медлительная на первый взгляд поступь гарганта не мешала ему быстро одолевать расстояние, так что они очень скоро оказались на самом краю обрыва. Здесь стояла рядом с крупным светло-серым жеребцом Хашат; ветер сбивал белые гривы обоих на одну сторону, и длинноногая маратка казалась своего рода отражением коня. Холодный зимний свет играл на украшавших ее пояс трофейных бляхах с орлом.

Чуть в стороне, рядом с двумя сугробами сидел, свесив ноги с края обрыва, Китаи все в той же куртке. Ветер сдувал волосы с его узкого, резко очерченного лица, и он щурился от бьющего в глаза снега.